Если бы в камере присутствовал посторонний, он вряд ли смог бы, наблюдая за Мило, сказать, взволновали его или нет откровения киллера. Вопросы он задавал негромко, ровным тоном, как обычно у дознавателей, для которых варианты ответа значения не имеют.

— Я вот чего не понимаю, Рот. Ты узнал, что пять месяцев назад подхватил СПИД. Тебе сообщили об этом в швейцарской клинике. С тех пор твое состояние критически ухудшилось. Почему же ты не лечишься? Есть ведь антиретровирусная терапия. Ты определенно можешь себе это позволить и проживешь еще не один десяток лет.

Рот невесело усмехнулся.

— Да, Мило, похоже, ты и впрямь ничего обо мне не знаешь. — Он вздохнул, сокрушенно покачал головой и лишь затем пояснил: — Христианская наука очищает источник, дабы сделать чистым поток.

— Кто это сказал?

— Ты верующий, Мило? Я имею в виду, распространяется ли твоя вера за пределы семейного круга?

— Нет.

Рот, похоже, отнесся к его ответу вполне серьезно и даже взял паузу, словно решая, чей путь лучше.

— Это трудно. Вера убеждает тебя делать вещи, делать которые ты, может быть, не хочешь.

— Кого ты цитировал?

— Мэри Бейкер Эдди. Я — сторонник Христианской науки. — Он с усилием сглотнул.

— Ничего себе сюрприз!

— Сюрприз? Почему? Разве среди католиков нет гангстеров? Разве мало наемных убийц среди мусульман? А сколько ангелов смерти среди последователей Торы? Перестаньте. Жил я, может быть, не по церковным заветам, но умру точно по ним. Господь счел нужным поразить меня, а почему бы и нет? Будь я на Его месте, давно бы так и сделал. — Он перевел дыхание. — Конечно, швейцарские доктора решили, что я спятил. Чуть ли не принуждали пройти курс лечения. Постоянно натыкались на меня в самых укромных местах, например когда я молился, стоя на коленях под деревом. Сила молитвы не уберегла тело, но, возможно, спасет душу.

— А что Мэри Бейкер Эдди говорит о мщении? — поинтересовался Мило, раздосадованный морализаторством киллера. Наверное, подобный финал закономерен для преступников вроде Тигра, затворников, избегающих даже сексуальной близости. Им не с кем обмениваться мыслями, они варятся в своем котле, и никто не укажет, что вовсе не все слова, слетающие с их губ, обязательно мудрость. — Ты ведь поэтому здесь, — безжалостно продолжил он. — Хочешь, чтобы я отомстил тому, кто убил тебя.

Рот поразмыслил недолго, потом поднял назидательно палец (Мило заметил кровь на суставе) и тоном наставника продекламировал:

— Полагать, что грех, похоть, ненависть, зависть, лицемерие, мстительность естественны — значит совершать большую ошибку. Жизнь и идея Жизни, Истина и идея Истины противны болезни, греху и смерти. — Он опустил руку. — Месть не живет сама по себе, а справедливость, возможно, живет. Понимаешь? Я отдал тебе все, что у меня есть на него. Согласен, немного, но ты парень умный. У тебя есть ресурсы. Думаю, выйти на его след сумеешь.

— А деньги? Как Клаузнер передавал деньги? — спросил Мило. — Всегда в пакете?

— Нет, нет, разумеется, — ответил Рот, довольный тем, что Мило спросил — значит, клюнул. — Обычно меня направляли в банк с инструкцией ликвидировать счет. Банки менялись, каждый счет всегда открывался на новое имя, но меня указывали в качестве совладельца. Под фамилией Рот.

Мило молча смотрел на сидящего перед ним человека. Принимая во внимание немалую коллекцию трупов, собранную Тигром за полдюжины лет, его последнее желание выглядело несколько неуместным.

— А если он сделал мне одолжение? Несколько дел теперь точно можно закрыть. Не иначе как этот Клаузнер мне друг.

— Нет-нет, — стоял на своем Рот. — Это я сделал тебе одолжение. Мог бы ведь умереть в полной безвестности в Цюрихе. Пейзаж там точно живописнее. Я помогаю тебе, Уивер. Может, и ты сделаешь то же для меня. Ты Турист. Ты сумеешь его взять.

— Ошибаешься, я больше не Турист.

— А я больше не убийца. Можно сменить имя и место работы, можно даже обзавестись семьей, как и подобает почтенному буржуа, но твоя суть не изменится.

Сам того не подозревая, Тигр озвучил то, чего больше всего опасался Мило Уивер.

— Больно? — поспешил он сменить тему, маскируя собственное смятение.

— Очень. Здесь, — Сэмюель Рот коснулся груди. — И там. — Он опустил глаза. — Как будто железо в крови. Ты запомнил все, что я сказал?

— Ответь, пожалуйста, еще на один вопрос.

— Если смогу.

Мило раздумывал над этим последние шесть лет, с тех самых пор, как сосредоточил усилия на поимке киллера, под чьи пули едва не встал когда-то в Амстердаме. Он многое узнал о Тигре и даже прошел по его следу до самого первого совершенного им убийства — в ноябре 1997-го в Албании. Тридцатилетний Адриан Муррани был председателем коммуны Синебаллажа, и все знали, что его убрали по заказу неокоммунистов — в тот год в стране случилось немало странных смертей, — но в данном случае исполнителя наняли за границей. В ходе расследования последующих убийств удалось собрать немало физических улик и обширный архив свидетельских показаний, однако Мило так и не приблизился к разгадке главной тайны.

— Кто ты на самом деле? Мы не знаем твоего настоящего имени. Даже не знаем, какой ты национальности.

Тигр снова усмехнулся и даже немного покраснел.

— Наверное, это можно считать победой.

Мило ничего не оставалось, как согласиться.

— Ответ ищи в тех документах, что у тебя, уверен, есть. По крайней мере, есть в той башне, что выходит на авеню Америк. Пойми, единственная разница между нами в том, что мы по-разному ушли в отставку.

Короткая запинка… и все стало по местам.

— Ты сам был Туристом…

— Братья по оружию, — улыбнулся Тигр. — А совсем скоро ты пожалеешь, что не задал другой вопрос. Хочешь знать, какой?

Мило еще не успел переварить ошеломляющую новость, что Рот, как и он сам, работал когда-то в Компании, но чутье все же подсказало: речь, скорее всего, идет о чем-то простом, о загадке, ответ на которую лежит на поверхности.

— Почему Тигр?

— Именно! Только, боюсь, правда, как часто бывает, разочарует. Я и сам не знаю. Кто-то где-то бросил звонкое слово. Может быть, какой-то журналист. По-моему, после Шакала им просто легче было идти привычной звериной тропинкой. — Он пожал плечами и поморщился — от боли. — Впрочем, мне ли жаловаться? Скорее, наоборот, радоваться надо, что не обозвали стервятником или дикобразом. И, предупреждая твой возможный вопрос, спешу заверить: меня прозвали так вовсе не в честь группы «Сервайвор».[9]