Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разумеется, все это чистой воды безумие, — ответил Донохью.
Достав бутылку ирландского виски, он плеснул Брендану пол-унции.
— А вы не будете, преподобный?
— Мне нужна трезвая голова.
Далее Донохью развил тему, затронутую им еще в лекциях. В долгой истории церкви период после очередного Вселенского собора нередко становился временем смуты. Особенно верно это в отношении Нового времени. Взять, к примеру, Первый Ватиканский собор. Донохью долго распространялся о Дёллингере,[23]лорде Актоне[24]и бичевании модернизма, о «старых католиках», отколовшихся от Рима. Похоже, в созерцании прошлого отец Донохью находил утешение: все пройдет. Однако Брендану Кроу этого было недостаточно.
Дисциплины, которые стали преподавать в архиерейских университетах Рима после собора, указывали на то, что произошел самый настоящий переворот. Казалось, деятелям Реформации шестнадцатого столетия предложили профессорские кафедры в Риме для распространения их доктрины. Оставался один маленький шаг до мысли, что в самом Ватикане к власти пришли враждебные силы, задумавшие разрушить церковь.
Брендан Кроу упорно отказывался от подобной трактовки событий. Кто он такой, чтобы судить тех, кто гораздо мудрее его, гораздо образованнее, тех, кто занимает более ответственное положение? Быть может, различия не столь глубоки, как казалось? На протяжении многих лет после собора, пока трудился в заштатном ватиканском ведомстве, Кроу постоянно слушал споры по всем этим вопросам, которые казались ему лишь обменом точками зрения, причем все стороны вроде бы приводили убедительные аргументы. Но затем в 1985 году на Втором чрезвычайном синоде, сразу же после знаменитого «Доклада Ратцингера», собравшиеся епископы признали, что в недрах церкви сложилось превратное представление о соборе, завершившемся двадцать лет назад. Были перечислены и описаны все расхождения. Кроу испытал огромное облегчение, узнав, что все то, что раньше казалось ему лишь личным мнением, теперь определялось как истинный дух собора. Теперь наконец придут прозрачность и единство, похоронив угрюмые голоса недовольства.
Однако ничего не изменилось. Доклад синода положили на дальнюю полку к разъяснениям, вышедшими после Второго собора, которые упорно отказывались признавать все те, в ком Кроу теперь видел своих противников. Казалось, пришло время последовать примеру Донохью, покинуть Рим и вернуться в относительно благоразумную Ирландию. О, где-нибудь в сельском приходе в графстве Клэр Кроу смог бы найти поддержку в вере и набожности прихожан. Но вмешались два обстоятельства.
Во-первых, Магуайр, тогда еще епископ, остановился в Ирландском колледже, где жил Брендан. Прелата только что произвели в кардиналы, и Магуайр приехал в Рим на церемонию. Однажды, когда Брендан расхаживал по гравийным дорожкам внутреннего дворика, в то время как почти все остальные забылись послеобеденным сном, его кто-то окликнул:
— Вижу, вы о чем-то задумались.
— Боюсь, мои мысли недостойны Паскаля.
Магуайру пришелся по душе ответ, и он узнал выговор западных графств. Он похлопал по скамейке, и Брендан сел рядом.
Два ирландца в чужой стране, два священнослужителя из графства Клэр со множеством воспоминаний, опирающихся на всю святую Ирландию, — они быстро нашли общий язык. Брендан поведал о работе в Ватикане и упомянул о намерении вернуться домой. Магуайр вздохнул.
— А я не вернусь.
Он сказал, что назначен главой Ватиканской библиотеки и архивов. Перед тем как расстаться, Магуайр предложил Брендану стать его помощником:
— Мне нужен человек, чей итальянский я смогу понимать без труда.
Брендан попросил и получил день на размышления. После чего отправился к Катене.
О встрече он договорился еще до знакомства с Магуайром, намереваясь сообщить о возвращении в Ирландию. Однако теперь все значительно усложнилось. Если он примет предложение Магуайра, придется разорвать все связи с братством Пия IX, какими бы неофициальными и законспирированными они ни были.
— Отец Кроу, наши молитвы услышаны! — воскликнул Катена.
Они не говорили лишних слов, все было и так понятно. Брендану Кроу предстояло стать в архиве своим человеком братства. Не стоило добавлять, что третья тайна хранится там.
— Я не могу на это пойти.
— Не можете работать на благо церкви? Надеюсь, вы не подумали, будто я прошу вас вести подрывную деятельность? Те, кто этим занимается, уже в Ватикане.
Катена умел убеждать, кроме того, неохотно признал Кроу, ему льстило единовременное внимание и Магуайра, и Катены. И все же многого Кроу не обещал. В последующие годы он поддерживал связь с Катеной, но тот ни разу не просил ни о чем, что могло бы подорвать доверие кардинала Магуайра. Порой Кроу почти удавалось убедить себя в том, что на самом деле он следит за Катеной и его братством. Но вот наступил тот страшный день, когда убийца пронесся по коридорам Ватикана, нашел виллу на крыше библиотеки и вонзил нож в грудь кардинала Магуайра.
Он обнаружил третий секрет Фатимы на ночном столике в спальне Магуайра — там, куда кардинал, видимо, положил его, прочитав перед сном. Будь у убийцы чуть больше времени, он бы наверняка нашел папку. Кроу знал, почему кардинал так внимательно изучал материалы. После их опубликования в 2000 году нескончаемым потоком потекли письма, утверждавшие, что часть тайны осталась нераскрыта. Магуайр обещал раз и навсегда положить этому конец. В обстановке строжайшей секретности Кроу забрал документ и отнес начальнику. И вот теперь тайна Фатимы оказалась у него в руках.
Разумеется, нужно было вернуть бумаги в архив. Сам Кроу не испытывал ни малейшего желания узнать, имелись ли основания для жалоб. И он не смог бы внятно объяснить, ни тогда, ни потом, зачем положил папку в чемоданчик. Словно стремясь защитить тайну Фатимы, он отнес ее к себе в комнату в доме Святой Марфы. Из головы не выходил загадочный вопрос Чековского — «ты ли тот, которому должно прийти, или другого ожидать нам?» — и предположение Трэгера о том, что в Ватикане есть предатель. Кроу опасался, что Трэгер подозревает его.
Пришла мысль о маленьком Реми Пувуаре, снующем среди бесчисленных стеллажей. И тут его осенила другая идея — безумная идея, своим появлением обязанная рассказу Джона Берка о миллиардере-эксцентрике, у которого работала его сестра.
Комнаты Джона Берка и Брендана Кроу находились на одном этаже. Священники быстро сошлись; младший частенько обращался к старшему за советом, а Кроу был очарован пылким рвением молодого американца. Берк устроил Кроу обзорную экскурсию по папским академиям, а Кроу в свою очередь познакомил Берка со святая святых Ватиканской библиотеки и открытой частью архивов. Они подолгу беседовали, и на юного священника произвел большое впечатление широкий спектр познаний Кроу — патристика,[25]философия, древние рукописи — и непринужденная авторитетность в вопросах произведений искусства, хранящихся в музее. Именно последнее подтолкнуло отца Берка обратиться к старшему товарищу с просьбой помочь составить список, о котором говорила Лора.