— A Day in the Life была самой апокалиптичной рок-песней всех времен.

— Да, это что-то типа фильма «2001 год: космическая одиссея».

— Один критик назвал A Day in the Life миникопией «Бесплодной земли».

— Мини-копией чего?

— Поэмы Томаса Элиота.

— О чем она?

— Частично ее действие разворачивается на «крысиной тропинке», — объяснил я, — «куда мертвецы накидали костей»,[68] как в ранней версии дилановской Desolation Row. Забавно, что Дилан поет: «Эзра Паунд и Т. С. Элиот сражаются на капитанском мостике».

— Не знал про эту поэму Элиота. Я не очень-то разбираюсь в искусстве.

— Короче, ты не думаешь, как некоторые, что A Day in the Life была главным козырем?

— Вообще-то я думаю, что, чем бы мы сейчас ни занимались, мы уже сделали это в прошлом, даже если не найдется ни одной похожей песни. Это была просто песня, отличная песня. Но песен еще до фига и больше.

— Я только что купил новый битловский сингл Hey Jude, и мне кажется, будто человек, который поет эту песню кому-то другому, на самом деле обращается к себе.

— И то и то. Когда Пол впервые поставил мне Hey Jude, я принял ее очень близко к сердцу: «Это же про меня!» А Пол сказал: «Нет, про меня!» А я ему: «Прикинь, мы оба через это прошли». Так что, кто бы из нас через что ни проходил, это всегда будет касаться и другого. И это круто.

— Один мой друг говорил, что ближе к концу Hey Jude начинает напоминать ему мантру. Что думаешь?

— Никогда не размышлял об этом. Вероятно, подсознательно это может быть и так. Как я тебе уже говорил, мы впитываем все. Типа, мы ж недавно из Индии вернулись. Хотя мне эта песня всегда больше напоминала песню Drifters, или стоунзовскую You Better Move On, или Send Me Some Lovin Сэма Кука.

— Я заметил, что миллионы битломанов постоянно хотят послать вам немного своей любви, — скаламбурил я. — И мне всегда казалось милым, что Beatles поют о том, как они «надеются» и «страждут» «забрать нас отсюда». На Sgt. Pepper вы поете «мы хотим забрать вас всех домой», а на Hey Bulldog ты предлагаешь: «Если ты чувствуешь себя одиноким, можешь поговорить со мной». Поэтому мне любопытно, как удается поддерживать баланс между приглашением «посиди у меня на газоне» и твоей потребностью в уединении.

— Очень хороший вопрос. Я действительно со всем этим сталкивался и говорил: «Ну о’кей, пускай сидят на моем газоне». Но потом люди просто залезают в дом, ломают вещи, и ты думаешь: «Это плохо, так ничего не выйдет». В общем, фактически ты заканчиваешь тем, что произносишь: «Не разговаривай со мной». Все мы пытаемся любезничать, но девяносто процентов времени мы не можем отвечать за других, и у нас может что-то получиться, только если все мы будем обращаться друг с другом как с людьми. Об этом тоже можно спеть. Так что неважно, говорил ли я кому-то убираться из моего сада, хотя часть меня действительно произносила эти слова. В глубине души я был бы рад пообщаться с ним или с ней. Но, к сожалению, все мы люди.

— Прошло четыре года с тех пор, как альбом Meet the Beatles![69] был выпущен в Америке. И каждый, мягко говоря, был бы рад познакомиться с вами. А тебе все еще нравятся ваши ранние альбомы?

— Знаешь, я тут недавно переслушивал Please Please Me, и это стыдоба… милая, но стыдоба, и всегда ею была, поскольку мы знали, чего хотим, но не знали, как этого добиться в студии, у нас не было ни опыта, ни знаний. Но кое-что действительно симпатично, тут ты прав. Раньше и я, и все мы отказывались от чего-то, чтобы не казаться банальными. Были даже такие аккорды, которые мы не использовали, поскольку нам казалось, что они стали клише. Но именно в этом году у нас выходит самый важный альбом, потому что мы вернулись к основам. В песне Revolution я играю на гитаре, и она звучит именно так, как я хотел. Обидно, что у меня все еще есть проблемы с аппликатурой. Но они у меня были и в прошлом году. Наверное, я параноик.

— Параноик?

— Обычно все из-за нее, из-за паранойи.

— Но что ты имел в виду, когда сказал, что параноишь насчет аппликатуры?

— Я имел в виду, что не думаю, будто смогу играть быстро. Так должен играть Джордж или еще кто-то получше меня. В любом случае, я всегда был парнем с ритм-гитарой, хотя вообще-то не хотел играть один только ритм. Как и музыканты большинства групп, мы, типа, все хотим быть фронтменами, и это тоже клише… А еще прошли те дни, когда мы не использовали какие-то слова, потому что в них не было смысла или того, что мы принимали за смысл. Но, конечно, впоследствии Дилан многому нас научил. И еще одно: с одной стороны, я привык писать книги или рассказы, а с другой — песни. И вот книгу я пишу совершенно свободно, но, когда начинаю писать песню, я думаю ди-ду-ду / ду-ди ду-ди ду. Понадобился Дилан и куча всего еще, чтобы я сказал себе «Ой, да ладно, ритм-то все тот же, я могу просто петь слова».

— Так, как ты это сделал на I Am the Walrus?

— В случае с I Am the Walrus у меня были первые две строчки, отпечатанные на машинке: «Я — это он, он — это ты, ты — это я, и мы вместе» и «Глянь на них — бегут словно свиньи от пуль, глянь, как летят». Затем, недели через две, я написал еще две строчки, а потом просто натюкал все остальное и спел. У меня была мысль сделать песню, которая звучала бы как полицейская сирена, но в конце концов мне не удалось, — в этот момент Джон начал на мотив полицейской сирены петь «ЯЭТООНОНЭТОТЫТЫЭТОЯ». — На самом деле невозможно петь как полицейская сирена.

— Мне всегда было интересно, Джон, что ты думал о включении в Norwegian Wood кусочка дилановской Fourth Time Around?

— На эту тему у меня тоже развилась жуткая паранойя. Я помню, как Дилан сыграл мне эту песню в Лондоне. Он спросил: «Что думаешь?» Я ответил: «Мне не нравится». Она мне и правда не нравилась. Мне просто не нравились мои ощущения — я думал, что он надо мной стебется, но это было и так, и не так. В смысле, он, конечно, меня не разыгрывал.

— Я заметил, что многие люди так или иначе сравнивают тебя с Диланом, как если бы вы оба были связаны и музыкально, и лично.

— Да ладно! Ну, мы оба за ритм. Каждый раз, когда он бывал в Лондоне, я встречался с ним, но никаких серьезных отношений у нас не было. Я ж говорю, слишком много паранойи. Вообще-то он был первым, кто раскурил нас в Нью-Йорке. Он думал, что в песне I Want to Hold Your Hand, когда мы поем «Я не могу прятаться», на самом деле мы поем «Я под кайфом». Так что он притащился к нам, мы покурили и дико ржали весь вечер. И так всегда. Фантастика. Нам есть за что благодарить его. Если б я был в Нью-Йорке, он стал бы тем человеком, которого я бы больше всего хотел увидеть. Я, видимо, уже дорос до общения с ним. Мы оба всегда были стеснительными. Когда он не напрягался, напрягался я, и очень сильно. И наоборот. Но мы просто сидели рядом, потому что нам нравилось быть вместе.