Наконец, последней существенной причиной добровольных массовых сдач в плен стало отсутствие достоверной информации о плене. «Замалчивание истинного положения военнопленных на территории Центральных держав стало причиной распространения среди русских солдат представления о плене как лучшей доле, что увеличило случаи массовой добровольной сдачи. В подобной ситуации власть была вынуждена инициировать дискуссию о плене, предъявив, однако жесткие требования к публикуемым мемуарам. На суд читателя выносились только отрицательные воспоминания об условиях содержания в германских лагерях, трезвые же оценки зависимости состояния пленных от экономической ситуации в самих Центральных державах подвергались неумолимому вытеснению».[50] В итоге возвращавшиеся из плена инвалиды в начале 1916 года широко распространяли сведения, что в плену «ожидают мучения и голодная смерть».[51]

Сам факт цензурирования воспоминаний о плене понятен: власти не должны были допустить новых сдач в плен. Но нельзя сказать, что информации не было вообще. Еще в 1914 году печать широко распространяла информацию о том, что противник издевается над русскими военнопленными, вплоть до убийства пленников. Пример 1914 года: в Вологде немецкие военнопленные играли в футбол с местной командой на плац-парадной площадке. Местное население было озлоблено, и лишь усилиями полиции «был предупрежден инцидент, готовившийся между игравшими и лицами, не разделявшими их взглядов и таившими злобу к иностранцам, проявившим, судя по газетам, бесчеловеческие отношения к русским».[52]

То есть направленной и массированной пропаганды все-таки не было, раз одни ненавидели немцев в принципе, а другие были готовы играть с ними в футбол. Такая пропаганда появляется лишь после кампании 1915 года, которая дала массовые случаи сдач в плен. Домой в ходе войны возвращались только те пленные, что были признаны полными инвалидами. Их возвращение являлось своеобразным обменом между противниками. Именно их устами и распространялись негативные сведения о неприятельском плене, так как власти обоснованно опасались, что официальным сведениям никто не поверит.

В числе прочего негатива назывались такие, как убийства раненых, сдающихся в плен, издевательства, пытки перед убийством, сожжение живыми, запашка земли на солдатах и казаках, медицинские опыты на пленных. Действительно, образованная в Российской империи в 1915 году Чрезвычайная следственная комиссия по расследованию нарушений противником норм международного права констатировала такие факты. Например: «Как на общественных работах, так и на частных работоспособность пленных жестоко эксплуатировалась, причем ни болезнь, ни изнурение не принимались во внимание. Пленных, выбивавшихся из сил от чрезмерного физического утомления, заставляли работать с шести утра до восьми часов вечера с одним кратким обеденным перерывом. Конвойные неустанно следили за тем, чтобы ни одна минута трудового дня не оставалась неиспользованной. Особенно тяжело приходилось пленным на полевых работах, когда при помощи особых приспособлений их, по 14–16 человек, запрягали в плуги и бороны и они целыми днями, заменяя рабочий скот, вспахивали и уравнивали поля».[53] В целом делался вывод, что в плену русские — хуже собак. Побывавшая в Германии российская сестра милосердия сообщает: «Когда говоришь с пленными, то поражает их запуганность… Объясняется эта запуганность тем, что немцы абсолютно не считаются с нашими пленными и держат их под гнетом строгих наказаний, побоев, лишения пищи за малейшую провинность, а часто и без всякого повода…»[54]

Безусловно, все это было, но являлось ли оно массовой практикой и, что еще более важно, целенаправленной политикой Центральных держав? Ведь масса эксцессов по отношению к неприятельским военнопленным существовала и в Российской империи. Один из таких примеров приводит В. В. Поликарпов, считающий, что в русском плену «особенно суровой была судьба славян — австро-венгерских подданных, поскольку их правительство не предпринимало в их защиту столь же действенных усилий, как это делало германское». В одном из рабочих лагерей русскими охранниками применялись следующие издевательства: работы полунагими, фунт хлеба больным без горячей пищи, вместо карцера — несколько суток в земляных ямах, палки и розги. Начальник команды ратников силой заставлял солдат избивать пленных, причем за отказ избивал ратников сам. Почти все пленные здесь — славяне, в основном — русины. Когда дело издевательств над «братьями-славянами» всплыло, начальственные инстанции, конечно, пытались оправдаться. Доклад начальника Главного артиллерийского управления ген. А. А. Маниковского военному министру ген. Д. С. Шуваеву от 22 ноября 1916 года по поводу издевательств над неприятельскими пленными утверждает, что причиной стало нежелание пленных славян работать: «Это происходило от того, что до присылки на лесные работы военнопленные, получая полное пищевое довольствие, которое полагалось нижним чинам русской армии, ничего почти не делали и полагали, что пребывание в плену сводится к спокойной и сытой жизни на отдыхе».[55]

Отчетливо видно, что издевательства те же самые: избиения, голодовка, карцер. Но понятно, что многое зависело от начальников лагерей, рабочих команд и прочих учреждений и организаций, где находились военнопленные. В одних лагерях в России пленные поражали своим сытым видом, а в других умирали от болезней и голода. Представляется, что в Германии и Австро-Венгрии господствовал тот же принцип: соблюдение норм международного права зависело от администрации. А как же многочисленные показания участников войны?

Здесь немало пропагандистской информации, приумноженной на личные страдания в плену. Некоторый свет проливают противоречащие друг другу показания современников. Например, посещавшая в 1915 году лагеря военнопленных сестра милосердия утверждает: «Страдание офицеров происходит не от внешних неудобств, которые они переносят, а от пренебрежительно дерзкого отношения к ним высшей и низшей администрации лагеря».[56] Это было правдой. Но с другой стороны — опубликовано в 1916 году, когда пропагандистская кампания в России набирала свои обороты. Репрессалии в отношении русских офицеров преподносятся здесь в качестве инициатив лагерной администрации. Противоположное мнение дает бывший военнопленный офицер: «„Жестокости“ действительно практиковались немцами. Но применение этих репрессий было, в основном, лишь ответной мерой на наши — русские — неполадки в обращении с немецкими военнопленными…» Как только немцы узнавали о произволе отдельных русских комендантов лагерей, «сейчас же с аптекарской точностью здесь отмеривалась ответная репрессия. Положенное число русских офицеров отправлялось на высидку в темные бараки и на урезанные пайки».[57]