Оперативник пошел вслед за ним.

Оставшись наедине с Петровичем, Суворова спросила:

— Вы понимаете, в чем Вас подозревают?

— Не совсем. Только в целом. Вроде я совершил какое — то разбойное нападения, на каких — то там Жуковых. Да я в глаза не знаю никаких Жуковых. У меня таких знакомых нет, и не было никогда. Я не нападал ни на кого. Я — разбойник! Это же бред сивой кобылы! (5)

— Так. Я поняла Вашу позицию. Вы не знаете Жуковых, и у Вас нет таких знакомых. И Вы ни на кого не нападали.

— Конечно! Поверьте мне!

— Будем исходить из того, что Вы не виновны. Хотя довод, что Вы не знаете потерпевших, не убедителен. Ведь, я надеюсь, понимаете, что нападают с целью завладения имуществом на именно незнакомых людей. Но, тут же встает вопрос, по какой тогда причине следователь считает, что именно Вы причастны к нападению?

— Я не знаю, по какой причине. Но он ошибается.

— Я с самого начала должна разъяснить Вам, что мне Вы должны говорить только правду. И при этом ничего не утаивать. Ведь Вы же знаете, что очень часто тайное становится со временем явным. Если Вы будете говорить мне неправду, это все — равно выявиться. Но в этом случае я не смогу защищать Вас в полном объеме. И будет хуже только Вам. Вы можете что-то скрывать от следствия. Это Ваше дело. Но только не от меня. Поймите, я на Вашей стороне. Независимо от того, виновны Вы или нет, я буду защищать Вас всеми доступными и, подчеркиваю, законными способами. Вам это понятно?

— Понятно. Я ведь ничего и не скрываю. Ни перед Вами, ни перед следователем.

— Погодите.

Адвокат старалась говорить как можно спокойнее. Она прекрасно видела, что ее подзащитный находится на грани срыва. Еще немного и он взорвется.

Такого в данной ситуации допустить было нельзя. Ведь никому от этого не станет лучше или легче. По крайней мере, ни ей, как защитнику, ни этому парню, ее подзащитному.

Она продолжила:

— Я Вам верю, исходя уже из того, что я защищаю Вас и Ваши интересы. Но поймите, сейчас мне трудно говорить сможете ли Вы доказать свою невиновность именно в данный момент. Ведь мы с Вами не знакомы с материалами дела. Не знаем, что показывают эти самые потерпевшие Жуковы. Есть ли свидетели, очевидцы совершения преступления. Все это мы выясним на очных ставках с ними. Их будут проводить обязательно, раз Вы отрицаете свое участие в нападении. Если они могут опознать Вас, то в обязательном порядке будет проводиться опознание.

— Надеюсь, Вы-то мне верите? — Вячеслав даже наклонился в сторону адвоката. Наверное, хотел каким — то образом убедиться, что она доверяет ему.

— В этом Вы можете не сомневаться. Но я должна рассказать Вам, что возможно будет происходить далее. Сейчас Вас, скорее всего, будут допрашивать. При этом есть два варианта наших действий. Первый — вы отказываетесь давать показания на данном этапе следствия. Закон предоставляет право задержанному не давать показания против себя. Вы можете их дать в любое время позже. И второй вариант — Вы даете показание. Но при этом есть риск, что в запальчивости Вы можете сказать такое, что в последствие отрицательно скажется на итоги расследования. Конечно же, не в Вашу пользу. Поэтому я рекомендую Вам отказаться давать показания против себя. Пока. Но решение Вам принимать самому.

— Я не очень разбираюсь в этих тонкостях. Никогда раньше меня не задерживали за совершение преступления. Поэтому я сделаю так, как Вы мне посоветуете. Я доверяю Вам и Вашему опыту в подобных делах. Но …

Тут он остановился, наклонил голову вниз и о чем — то некоторое время размышлял.

Суворова понимала его состояние. Поэтому не подгоняла его, молча ждала, когда он продолжит.

Петрович поднял голову.

— Как я понимаю, меня сегодня домой не отпустят?

— Понимаете, — Суворова осторожно подбирала слова, чтобы объяснить парню, что будет происходить дальше. — Согласно судебной и следственной практики я могу сказать, что после допроса Вас задержат и поместят в ИВС. Это — изолятор временно содержания. Подчеркиваю, временного. Других вариантов действий следователя я не вижу. Ведь Вас подозревают в совершении особо тяжкого преступления. Разбой группой лиц с проникновением в жилище относится к категории особо тяжких преступлений. За совершение этого преступления предусмотрено наказание только в виде лишения свободы. При чем, на длительный срок. Тем более, что не все участники совершения преступления установлены. Поэтому обычно лиц, которых подозревают в совершении преступлений такой категории, и при таких условиях, вначале задерживают на срок до трех суток, а потом арестовывают. После ареста обвиняемого направляют в СИЗО. Это следственный изолятор. Он расположен в соседнем городе.

— А, по другому, нельзя? Например, на подписку?

— Я не могу сказать, что и как именно сделает этот следователь. Я, как могла, разъяснила Вам, что может произойти далее. Но решение будет принимать следователь. И, поверьте моему опыту, он не станет советоваться со мной. У него есть начальство, прокурор, в конце концов.

— Я не могу в изолятор! Я там не выдержу, — голос Петровича чуть было не сорвался на крик.

— Успокойтесь, пожалуйста. Ничего смертельного в этом нет. Да, будет трудно. Особенно с учетом того, что Вы впервые туда попадете.

— Но, как же так? Я же ведь ничего не совершал!

Татьяна Васильевна видела, что парень вот — вот расплачется. Ей стало его жалко до глубины души.

«История! — Думала она, глядя на реакцию парня. — Если он не притворяется, то действительно не виновен. Ведь он простой парень, а не артист или мошенник какой — то.

Она постаралась успокоить его.

— Я Вас прошу. Успокойтесь. Да. Сейчас Вам тяжело. Но, если мы найдем для Вас алиби, то будет легче бороться со следствием.

Петрович, который сидел до этого, понуро опустив голову, встрепенулся.

— Алиби? — Он задумался. — А! Это доказательства моей невиновности! Я об этом слышал. Но ведь у меня есть алиби.

— Да, какое? — Также встрепенулась Суворова.

— В документах следователя указана дата, когда я, якобы совершал нападение на этих треклятых — растреклятых Жуковых. Я, конечно, могу ошибаться, но именно в этот день я был совсем в другом месте со своими родственниками. И Светлана тоже была со мной. Надо только уточнить у моей матери и у Светы, когда мы помогали бабушке убирать картошку. Я могу, конечно, ошибиться. Но, нет! Уверен, что картошку убирали мы именно в тот день. Меня там видели с десяток человек. Потом мы ездили еще куда-то. Сейчас