Черт, дружище, да ты философ, уровня бог! Мысленно передразнил: «еда будет — выживем, еды не будет — мы все умрем». Бр-р-р… Меня аж передернуло.

— Последние урожаи были плохими, то хлеб не уродиться, то уродиться, но как жать — пойдут дожди и все спреет. Последняя зима была плохая, под конец сильно голодали, даже охота не помогала — зверь ушел. Вилле и Тайсо умерли, они со мной дружили, с Вилле мы росли вместе. И старый Тукко умер. А еще у Хрута и Грид младшая дочка умерла. — У меня по спине пробежал холодок, настолько равнодушно это было произнесено. Да когда у одной моей подруги умерла старая кошка, от старости, так я месяц выслушивал причитания, фотка этой кошки была на заставке телефона, на аватарке во «Вконтактике»… А тут? Мысленно передразнивая Финира я промямлил: «мой кореш Вилле, друган по жизни помер. Какая жалость. Плак-плак». Чувак, ты часом не деревянный? А чувак все продолжал:

— Старики говорят последние десять лет были холоднее, чем раньше, урожаи через год пропадают.

— Финир, а тебе сколько лет? — неожиданно мне стало интересно.

— Мне двадцать зим. Так по крайней мере говорит Инга, а она в нашем одале знает все.

Господи! Парень, да ты ж почти что мой ровесник, из той, другой жизни. И такой… ребенок, хоть в размерах превышаешь меня прежнего раза в три.

— Значит ты застал те времена, когда было теплее?

— Я не помню, — протянул тот, — но старики говорят, что раньше было теплее. И зимы были не такие снежные, овцы могли зимой пастись, находить траву под снегом…

— Финир! Чего ты заладил? — это к нам незаметно подъехал Фритьеф, — аж слушать тошно… В этом году зерно хорошо уродилось. И сена много. И рыба в реку пришла, вчера отличный улов взяли.

— Это хорошо, — не меняя тона продолжал нудеть Финир, — значит зимой нам будет что есть…

— Все, заткнись, не хочу больше тебя слышать, — не выдержал громила-орк.

Я одарил его благодарным взглядом. Вот не думал, что своим незамысловатым вопросом я выпущу из бутылки «заунывного-джина»!

Вновь приотстал, пристроился в спину увальня наслаждаясь тишиной. Стук копыт послышался рядом.

— Вообще-то, — как будто не обращаясь ни к кому конкретно негромко проговорил Фритьеф, — не десять лет.

— Что? — я даже не понял, что он со мной.

— Я говорю, холодает давно. Лето холоднее, зимой снега больше, — он секунду-другую ехал молча, будто вспоминал, — я помню лет тридцать назад… или тридцать пять? Не, — мотнул головой, — я уж похода в четыре сходил… Так вот, посылал нас ярл на север за… Впрочем, не важно. Посылал и все. Тогда до ледника мы месяц ехали. — Ого! Отметил я про себя, так тут ледник есть? Никогда не видел! Гигант тем временем продолжал, — а вот в позапрошлом году, решил Йорген чтоб горючий камень не покупать, самим за ним съездить…

— А так можно? — вырвалось у меня.

— Да кто ж тебе запретит? Хочешь — езжай, добывай, привози. Можешь на продажу, можешь себе… — усмехнулся, — Только если не сдохнешь по дороге… Короче, ездили: я, Сигмунд, Хрут и Вилле. И что? В ледник уперлись на двадцатый день. — он задумчиво пожевал губами. С торчащими вверх клыками это смотрелось… по меньшей мере не обычно. — Хорошие месторождения ушли под лед.

Он замолчал, уставившись невидящим взглядом куда-то меж ушей своего конька.

— И что? Привезли камень? — меня раздирало любопытство.

— Нет, — не выныривая из задумчивости отрезал Фритьеф, — пришлось тот год торфом обходиться. Ладно, хватит лясы точить, — бросил внезапно, — узнаю ка я у Йоргена, что там на счет привала.

Он стукнул пятками конька по бокам, причмокнул. Конек перешел с шага на рысь и увез занастальгировавшегося гиганта в голову каравана.

* * *

Так или иначе, но до одаля Брана Щитоносца, то есть моего «родного» мы добрались далеко за полдень. Не меньше получаса только спускались по приснопамятно тропке. Пешком это оказалось куда веселее, чем верхом, ожидая что в любой момент лошадь оступится.

Спуск, поворот, еще чутка пройти, и мне пришлось «включать» мысленную мантру: «я ничего не помню, я все забыл». Однако, к моему удивлению, меня никто и не спрашивал, типа: «а где у вас тут сортир?» или: «не подскажешь, какой код от входной двери?». Впрочем, ни дверей, ни ворот в стене не оказалось.

Усадьба, где по легенде я родился и прожил сколько-то там лет (до сих пор ведь не знаю, сколько мне?) располагалась на небольшом, свободном от скал и леса участке берега весьма внушительного залива. Наверно правильнее его назвать фьордом, глядя на окружающий антураж. Длинный, наверно не меньше полутора километров от узкого прохода в высоченных береговых скалах, но не широкий — вряд ли более двухсот метров. Это я рассмотрел еще сверху. Берег с постройками находился не на торце фьорда (или как это правильно называется?), а скорее в его последней четверти, то есть после усадьбы фьорд еще какое-то время тянулся и только потом в него впадала река, или на мой взгляд, привыкшего к Москве-реке, Оке и Волге — широкий ручей. Как оказалось, тот самый, что протекал неподалеку от усадьбы Йоргена. Впрочем, в двух шагах от дома из склона бил отличный родник, так что питьевой водой «родовое гнездо» было обеспечено.

В отличие от дядиной усадьбы, отцовская не была окружена лугом или полем. За пределами стены оставалось совсем немного земли, а остальное — местами песчаный, местами каменистый берег. И, конечно, песчаный мыс с мостками причала.

Мысленно скривился — причал казался жиденьким, драккар, из тех, что видел в фильмах к нему не причалишь. Из воды, у самого берега торчал нос лодки. И больше ничего. Пустынная водная гладь, с перекатывающимися волнами, пустынные берега. Ни человека, то есть орка, ни зверя какого, ни какого-нибудь кораблика. Глушь. Только редкие птицы кружат над заливом, высматривают рыбу.

Выдохнув, перешагнул створ отсутствующих ворот. Дом, милый дом? Кого я обманываю! Я здесь ничего не знаю.

— Вон там тебя нашли, — показал рукой Варди, — припоминаешь что-то?

Поджав губы покачал головой.

— Плохо. Но ты запомнил нападавших?

На меня устремились взгляды. Сделал вид, что напрягаю память. А что там напрягать? Кабы я попал в момент нападения…

— Ты что-то рассказывал про великанов, с огненными мечами, — напомнил Хрок.

Мне что, сознаться, что я в тот момент воспринимал все происходящее как розыгрыш? Сделаю я лучше вид, что даже момент «спасения» не помню.

— Каких великанов? Кому рассказывал? — и выкатил картинно глаза.

Ребята! Знали бы вы, какую огромную практику я имею! «Какое окно, Анна Иванна? То, что в коридоре?» «Нет, Георгий, то, что в классе. Его разбили мячом!». «Какой ужас! Нет АннаВанна, ничего про это не знаю!». «А говорят, что видели именно тебя…». «Да вы что? Вы посмотрите на меня, разве я мог играть в футбол? И потом, когда я услышал звон стекла, я как раз был внутри школы, я в туалет ходил. Вас, скорее всего ввели в заблуждение, мы же все одинаковые в этой школьной форме!»