Потом встала и отошла от окна. «Безвкусно вырядилась», — подумал Джаба, отвернулся и мгновенно забыл эту мимолетную встречу.

И опять всплыла в его памяти девушка в черной маске. Вновь прозвенел в ушах ее голос, и по-прежнему взорвалось сердце, в груди. И Джабе почудилось вдруг, что он ищет черную маску с незапамятных времен — мудрено ли было забыть о ней за столько веков?

Он стал спускаться по опустевшей лестнице. Не было больше на площадке девушки-цветочницы с корзинкой на розовой ленточке. В четырехугольный колодец лестницы втекали со всех сторон, подобно подземным ручьям, разнообразные шумы — здесь собирались и перемешивались мелодический девичий смех, громкий говор гуляющих по коридорам, гул оркестра — самые высокие и самые низкие, басовые звуки; средние регистры поглощались где-то по дороге и не достигали лестницы.

Добраться до дверей танцевального зала оказалось не так просто; стены длинных коридоров второго этажа были как бы покрыты изображениями веселящихся людей в костюмах разных эпох. Римские легионеры дымили сигаретами, легким, изящным щелчком стряхивая с них пепел; они походили на актеров, болтающих в антракте за кулисами. Беззаботно беседовали мушкетеры, то и дело поглядывая на проходящих мимо девушек. Из-под широких плащей подчеркнуто выпячивались кончики их длинных шпаг.

Тощий юнец с испуганным лицом, завернутый в «барсовую шкуру», сшитую из кусочков черной и белой ткани, помахивая плеткой, шествовал под руку со своей Нестан-Дареджан. Голова его моталась по сторонам, как маятник, — должно быть, очень уж ему было не по себе в присвоенной им роли Тариэля.

Джаба стоял у лестницы и старался незаметно запечатлеть на пленке все заслуживающее внимания. «Хоть бы поскорее вручили приз за самый лучший костюм — сниму и уйду».

Но Джаба тут же отверг свое решение: никуда он не уйдет отсюда, пока не разыщет девушку в черной маске.

Космонавт в скафандре, подхватив под руку Икара с хрупкими крыльями, что-то нашептывал ему на ухо. Возможно, благодарил его за удачную идею. Джаба взвел затвор фотоаппарата.

— Тина!

— Кто это? Неужели Тенго?

— Он самый.

— Как ты меня узнал?

— Не обижайся, Тина, но… Тебя выдали твои ноги.

— Бессовестный! Посмотрим, какие будут ноги у твоей жены.

— В точности такие, как у тебя… Если только ты пожелаешь.

— Ух, как долго я вас искала! — Девушка-почтальон с мягкой настойчивостью повернула к себе Джабу. — Получайте свои письма.

Джаба глянул на конверты. «232-му», было написано карандашом на каждом из них.

— Подождать ответа? — Девушка явно придавала большое значение своей деятельности.

— Не надо.

В первой записке было написано: «Пожалуйста, сфотографируйте вашу шпагу и подарите мне снимок на память».

Во второй стояло: «Можете надеть маску — все уже пленились вашей красотой».

«Поддразнивают!»

— Здравствуйте, Джаба!

Радостно ошеломленный, Джаба быстро обернулся. Перед ним стояла та самая девушка в черной маске. На этот раз она была одна, без подруг.

— Откуда вы знаете мое имя? — Джаба не узнал своего голоса.

— Я о вас все знаю. — Электрический свет проникал под вуаль, влажные губы девушки тускло поблескивали.

«Наверно, кто-нибудь из близких знакомых». Джаба безотчетным движением придвинулся вплотную к лицу девушки. Та вдруг звонко рассмеялась, — казалось, лопнуло жемчужное ожерелье и зерна раскатились по каменному полу. Она поднесла к горлу длинные пальцы, словно схватилась за оборванные концы, чтобы рассыпалось как можно меньше жемчужин.

— Не старайтесь меня узнать — все равно не сумеете… Хотя… — Она замолчала, для большей безопасности повернулась так, чтобы на лицо ее падала тень, отбрасываемая Джабой, и продолжала: — Хотя мы еще сегодня встретились на улице.

— Где? Когда?

— Встретились… — повторила девушка.

Джабе показалось вдруг, что все смотрят на них, все прислушиваются, заинтересованные этой необычайной беседой, спешат к ним со всех сторон, чтобы не пропустить ни одного слова, ни одного жеста.

— Войдемте в зал, — предложил Джаба.

— Я хочу уйти… Проводите меня до выхода?

— Разумеется! — Джаба помолчал. — Но если я вас так и не узнаю, покажете мне свое лицо?

— Нет, нет… Зачем? Я вовсе не подошла бы к вам, если… Ведь мы на маскараде!

— Вы — да, а я — нет, — улыбнулся Джаба, показав на свое открытое лицо. — Кроме того, выйдя на улицу, мы ведь покончим с маскарадом!

Они стояли близко от оркестра. Музыка мешала Джабе, впервые в жизни музыка раздражала его — потому что диссонировала с его мыслями и настроением. Казалось, он прислушивается к какой-то своей внутренней музыке, нащупал лишь самое начало; и в эту минуту он жаждал мертвой тишины, молчания, чтобы отдаться мелодии собственной песни и, быть может, заодно угадать, что слышит девушка.

Рассеянным, безотчетным движением Джаба взял черную маску под руку. Девушка задрожала. Джаба быстро отдернул руку. Так мог бы он притвориться глухим, из жалости сделать вид, что не слышал сорвавшегося с уст собеседника слова, в котором тот выдал сокровенную свою тайну.

Джабе чудилось, что со всех сторон на них устремлены из-под масок тысячи глаз — словно нарочно слетелись века, словно намеренно собралось множество людей из всех эпох до и после нашей эры, чтобы увидеть, как сегодня рождается любовь.

— Хоть имя свое назовите! — сказал Джаба.

— Не надо, нет смысла, Джаба… — Девушка запнулась, голос у нее задрожал. — Я всегда о вас думаю, всегда… Это непростительно. И поэтому вы никогда не узнаете, кто я.

— Ничего не понимаю…

— Я мечтала поговорить с вами хоть раз… Быть вот так рядом, близко от вас… До свидания, — она протянула Джабе руку.

— Вы просили меня проводить вас…

— Но ничего не обещала: ни сказать имя, ни открыть лицо…

— Хорошо, я ничего и не прошу, Но могу я знать, зачем вы прячете от меня лицо, если мы каждый день встречаемся на улице?

— Это я встречаю вас, а вы меня — нет.

— Что, понятно, не одно и то же. Но вы, оказывается, все знаете обо мне, я же о вас ничего не знаю… Только слышал ваш голос. Это неравная игра.

— Я не играю, Джаба.

Где, когда он слышал этот голос, эти слова: «Я не играю, Джаба…», «Я больше не играю…»?

Как будто с незапамятных времен было непреложно определено, что Джаба должен явиться на маскарад и встретить девушку, которая так прямо и смело объяснится ему в любви.

«Нет, не то… Почему я не охвачен волнением, не утратил способность соображать? Я совершенно спокоен. Может, оттого, что не вижу лица? Ведь как много могут сказать глаза, как по-разному может изгибаться простая линия губ, сколько чувства и страсти может выразить