Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я тебя увидел из троллейбуса, но не смог выбраться… Чуть не от самого Земмеля бегу, люди смотрят и изумляются.
— А я-то не мог понять, кто меня зовет…
— Я нагнал тебя уже на мосту, но на этот раз не окликнул, хотел незаметно подкрасться… Ну, а когда ты свернул к театру, испугался, как бы не упустить.
— Вот и спас меня — еще минута, и я ушел бы в актеры!
Каждое, самое обыкновенное слово звучало сейчас необычно, любая, самая незначительная шутка представлялась вершиной остроумия.
Взволнованный неожиданной радостью, стоял Джаба, не сводя глаз с товарища детских лет. Когда после долгой разлуки встречаешься с человеком, которого любишь, происходит что-то необъяснимое — словно вновь возникают в эфире незримые радиоволны, соединявшие некогда близкие, дружественные души, волны затухшие, ослабленные временем и расстоянием, и город, перерожденный присутствием возвратившегося друга, кажется наэлектризованным снова.
— А знаешь, я, видимо, почувствовал, что ты здесь, — все утро думал о тебе, — сказал с изумлением Джаба.
— Утром я торчал во Внуковском аэропорту.
«Явно я что-то чувствовал», — подумал Джаба.
Случилось что-то важное, что-то в корне переменилось. С этого дня все получит новый смысл. Оттого что Гурам здесь, в Тбилиси, совсем иное значение будут иметь каждое выступление Джабы в печати, каждое его слово, каждый поступок. Внезапно Джабе стало неловко, что он явился в театр за костюмом, и показалось чуть ли не постыдным, что он собирается пойти в этом костюме на бал-маскарад. Он не мог угадать, как отнесется ко всему этому Гурам.
— Окончил? — спросил он друга.
— Нет еще… Осталась дипломная работа. За этим я и приехал. Хочу снимать здесь.
— А потом?
— Там видно будет. Сейчас мне нужен хороший сценарий. Так, на две или три части. Ты случайно ничего не пишешь?
— Я? Ничего.
— Ну да, ты ведь, брат, журналист!
— Так уж и журналист?
— Все говорят. Какого-нибудь интересного материала не встречал? Надо мне просмотреть здешние журналы. Давно я не читал ни одного грузинского рассказа. Появились на горизонте какие-нибудь новые имена, молодые таланты?
— Есть кое-кто. Дам прочесть.
— Помогите мне, а то плохи мои дела. Времени у меня совсем мало. Куда ты сейчас идешь?
— В театр. Поручение из редакции…
— Долго задержишься? Если долго, то встретимся вечером.
— Вечером?
— Что, занят? Ну, тогда позвоню тебе завтра утром в редакцию.
— Ладно.
— А хочешь, я подожду…
— Нет, лучше ступай. Я, пожалуй, здесь задержусь.
— Я бы все-таки подождал, да только вот вспомнил — нужно ведь сразу явиться на киностудию.
— Я позвоню вечером.
— Как тетя Нино?
— Ничего, по-прежнему. — Джаба вспомнил, что обещал матери зайти в райисполком.
— Живете все там же, в континентальном климате?
— Да. Только теперь наш чердак прозывается иначе.
— Как?
— Аккумулятором.
— Нет, по-старому лучше. Надо мне зайти к тете Нино. Здесь так все переменилось… улицы совсем другие, ни одна не напоминает о детстве. Кажется, и наш дом собираются сносить. Потом уже и юность не смогу вспомнить. А вы не собираетесь переселяться? Квартиру вам не дают?
— Тебе только улицы напоминают о детстве? — Собственный голос показался Джабе незнакомым и непривычно печальным.
— И улицы! — поднял указательный палец Гурам. — Ну, я пошел. Смотри не пропадай по своему обыкновению.
— До свидания, — сказал Джаба. — С чего это у тебя седина в волосах?
— Не знаю… Должно быть, женщины… или книги.
— Наверно, женщины, — заключил Джаба. — От книг седеют иначе.
— Такси! Эй, такси! — вдруг закричал Гурам, сорвался с места, не оглядываясь, махнул Джабе рукой и побежал через улицу.
С упавшим сердцем направился Джаба снова к театру. Первоначальный восторг, вызванный встречей с другом, угас. Деловой тон Гурама («Мне нужен хороший сценарий:?), рассчитанная по» минутам беседа («Я должен зайти в киностудию») почему-то привели Джабу в дурное настроение. Ему показалось, что он сам ничего собой не представляет и неизвестно для чего существует на свете, а то, что он делает, не имеет никакого значения и никому не нужно. Быть может, общение с Гурамом поможет Джабе найти настоящий путь; мнение Гурама, его одобрение или неодобрение, подскажет Джабе, имеет ли какую-нибудь ценность то, что он делает, или Джаба только толчет воду в ступе. У Гурама есть чутье, он отвергает все ненужное, он может привести множество доводов, целые тома, порой в строгом логическом порядке, а порой и беспорядочно, но всегда убежденно, с энергией и огнем, и он докажет товарищу, что тот лишь бесцельно, без пользы слоняется по городу. Или же…
Заместитель директора театра надел очки, прочел записку и удовлетворенно улыбнулся. Это была улыбка примирения на лице несправедливо обиженного человека.
— Корит меня Георгий, почему я забросил ваш журнал. Но я дважды посылал ему рецензии на спектакли — и он ни одной не напечатал.
— Я напомню о них, — ничего иного не смог придумать Джаба.
— Напомните, пожалуйста. Вы ведь работаете в редакции?
— Да.
«Молодой писатель», «талантливый» — ничего этого даже не заметил. Вспомнил только о своих писаниях».
Заместитель директора потянулся к телефону.
— Пусть Никала зайдет ко мне! — сказал он в трубку, потом поднял взгляд на Джабу: — Зачем вам понадобился костюм, устраиваете вечер самодеятельности?
— Нет.
— Интересный журнал «Гантиади», — сказал заместитель директора. — Но театральную жизнь освещает недостаточно.
— Вы правы.
— Вот «Огонек» в каждом номере печатает рецензию на какой-нибудь спектакль. У кого только не берут отзывов — у рабочего, инженера, писателя и тем более…
— У заместителя директора! — сорвалось у Джабы.
Элизбар слегка покраснел:
— Я вижу, вам пальца в рот не клади…
— Ну, что вы, я ничего худого не имел в виду…
Скрипнула дверь, и в кабинете появился высокий, длиннорукий старик. Плечи у него были обвислые, сутулые, отчего, вероятно, и руки казались длинней. Старик остановился перед письменным столом и провел рукой по седой бороде, не глядя ни на хозяина кабинета, ни на посетителя. Глаза его были устремлены в одну точку, он думал о чем-то своем, как если бы приказание явиться в кабинет услышали и выполнили только его уши и ноги.
— Никала, этот молодой человек — из редакции. — Голос Элизбара звучал теперь суховато. — Ему нужен какой-нибудь костюм. Своди его на склад и дай выбрать что-нибудь из того, что осталось от старых спектаклей. Когда принесете назад? — обернулся он к Джабе.
— Завтра.
Никала повернулся и вышел из кабинета так же безмолвно, как вошел.
— Ступайте с ним, он вам отпустит, — сказал заместитель директора.
— Большое спасибо. Я непременно напомню редактору о ваших