Лулу всегда была спокойным ребенком, к тому же часто бывала на матчах. Громкие крики зрителей, когда кто-то попадал в цель, совершенно ее не беспокоили, и она сразу заснула.

Сердце мое преисполнилось гордости, когда наша команда вышла на поле. Джеймс был из них самым высоким, и его светлые волосы выделялись из толпы. Какой он красивый, подумала я.

Джеймс поймал мяч на левом поле, и первый иннинг закончился. На своей защитной позиции левого крайнего Джеймс поймал мяч, сделавший последний аут в первом иннинге. Выйдя отбивать, он получил хит и занял вторую базу, после чего хоум-ран его товарища позволил ему завершить путь к дому. Наши ликующие крики достигли предела громкости. Лулу заворочалась у меня на руках, но вскоре опять заснула.

Я знала, что Джеймс нервничает, — это было видно по тому, как он то и дело зачерпывал горсть земли и растирал ее в ладонях, но никто, кроме меня, этого не замечал. Играл он так, как будто его уже взяли в высшую лигу. Я им очень гордилась! К третьему иннингу его команда уже опередила соперника на два очка.

В четвертом иннинге снова пришел черед Джеймса подавать. Он помахал мне, широко улыбнулся и вышел на поле. Занял позицию, сосредоточился на питчере. Первый мяч был широким и засчитывался как мяч номер один.

Второй тоже был широким, но Джеймс слегка сместился и ударил по нему, отправив его на правое поле, совсем близко к границе первой базы. Мяч ушел за линию фаул, и его объявили первым страйком. Третий питч снова был широким, и его засчитали как второй мяч. Кетчер встал, подошел к питчеру и обнял его за плечи. Они посовещались о чем-то несколько секунд, опустив головы, и кетчер вернулся на свое место и опустился на корточки на краю поля.

Питчер выждал некоторое время перед ударом, затем пристально посмотрел на Джеймса и, наконец, замахнулся, наклонившись до предела назад, и ударил по мячу изо всех сил.

Мяч пролетел так быстро, что я увидела лишь расплывчатое пятно. Джеймс взмахнул битой в его сторону. Мяч с громким треском ударился в его левый висок, сбив с ног и подбросив в воздух. Тело его безжизненно упало на землю так, что от земли в воздух поднялись клубы пыли. Все затаили дыхание и ждали, что Джеймс вот-вот поднимется, но он все лежал и лежал, неподвижно. На стадионе стало так тихо, что слышно было даже шелест листьев.

В считаные секунды его мать сорвалась с места и подбежала к нему, отец — следом. Я пыталась заставить свое тело двигаться, бежать к нему, но оно как будто окаменело. Я повернулась к женщине рядом со мной, и последнее, что помню, — это синее небо над головой.

Очнулась я от звука далекого плача. Лишь когда ужасное воспоминание об увиденном вернулось ко мне, я открыла глаза. Оглядевшись, я увидела, что лежу в своей постели, дома, а рядом на стуле сидит сестра Кларк.

— Джеймс? — вымолвила я.

— Мне очень жаль, Мод, он теперь в руках Божьих, — отвечала та, прикусив губу.

Я села и поискала глазами Лулу.

— А где Лулу, с ней все в порядке?

Сестра Кларк похлопала меня по руке.

— Миссис Хопкинс сидела рядом и подхватила ее, когда ты потеряла сознание. Хелен забрала ее домой. Мы подумали, что ты некоторое время не сможешь за ней ухаживать.

Я откинула голову на подушки и прислушалась к горестным рыданиям, доносившимся из большого дома.

— Матушка Коннор?

— Она очень плоха, Мод. Джеймс ведь был ее единственным сыном. Врач хотел дать ей чего-нибудь, но она отказалась. Я в жизни не видела, чтобы кто-то так горевал. Если она не обратится к Господу, то, чего доброго, сойдет с ума.

Я выскочила из постели, без всякого стеснения сорвала ночную сорочку и натянула первую попавшуюся блузку и юбку. Влезла в туфли, бросила через плечо: «Спасибо!» — и выбежала из дому. Сестра Кларк бросилась за мной, ожидая, что я побегу в дом, но вместо этого я перемахнула через двор и пустилась по улице. Больше всего на свете мне нужно было обнять свою дочку.

Я взбежала по ступенькам и без стука ворвалась в дом Хелен. Она была на кухне с обеими девочками. Услышав меня, она повернулась, как будто хотела что-то сказать, но я лишь схватила Лулу и побежала назад.

— Я буду у Конноров! — крикнула я, сбавляя немного шаг, чтобы не напугать Лулу.

Уже через несколько минут я вновь прибежала к Коннорам, ворвалась в дом через главную дверь и побежала на звук рыданий к спальне. Матушка Коннор сидела на постели, лицо ее распухло, длинные волосы разметались по плечам. Сестра Кларк пыталась напоить ее лекарством, но она отворачивалась, наотрез отказываясь.

Я подошла и положила Лулу на руки рыдающей бабушке, потом отошла к стене. Матушка Коннор взглянула на крошечное круглое личико и светлые волосики. Лулу с любопытством посмотрела на нее. Она никогда не слышала таких звуков от кого-либо, но вместо того, чтобы испугаться, она, склонив головку, разглядывала лицо своей бабушки и ждала, что будет. Матушка Коннор перестала рыдать и глубоко вздохнула. Она все смотрела и смотрела на маленькую девочку, так похожую на своего отца, затем прижалась щекой к щечке Лулу и принялась ее качать. Малышка протянула ручку и погладила бабушку по щеке, затем пальчики ее сомкнулись на пряди длинных мягких волос матушки Коннор.

Сестра Кларк поднесла стакан к губам матушки Коннор, и она отхлебнула немного лекарства, что оставил доктор. Я оставила Лулу с бабушкой и ушла одна в свой флигель. Сестра Кларк просидела с ними, пока они обе не заснули, затем пришла ко мне.

Я сидела в кресле-качалке на крыльце флигеля, надев поверх платья одну из рубашек Джеймса. Это был теплая рубашка из плотной шерстяной ткани — он надевал ее по утрам, когда было прохладно. Должно быть, я сидела, уставившись в пространство, и не замечала жены священника до тех пор, пока она не заговорила со мной.

— Ты знала, что ей нужно, да, Мод? Теперь она поправится. Они обе заснули. Как ты?

— Я и сама ничего не понимаю. Как будто все это нереально, как будто ничего этого не было. Еще сегодня утром он был здесь. Во флигеле еще ощущается его присутствие. Я уговаривала его позавтракать — не хотела, чтобы он вышел на поле с пустым желудком. А теперь его нет, а я сижу тут в его рубашке, хранящей его запах. Никогда больше он не пройдет по этой дорожке, возвращаясь с работы, никогда уже не будет играть с Лулу, никогда… — Голос мой сорвался, я изо всех сил пыталась справиться с дыханием, наконец, вдохнула так глубоко, что все тело содрогнулось. — Я никогда больше его не увижу. Вы не знаете, что он для меня значил. Никто не знает.

— Я знаю, Мод. Знаю, как он тебя любил.

— Неизвестно только, за что. Я некрасива, что бы он там ни говорил. Он мог бы выбрать любую девушку в городе. Почему именно я?

— Он увидел твою душу, Мод, и знал, какова ты на самом деле.

Я перестала раскачиваться и спросила:

— Где он?