– Поэтому лишь плотник и словоохотливый Альберт из конюшни могли… – Томаса прервал стук в дверь. – Войдите!

На пороге появилась Мария. Она робко улыбнулась и проговорила:

– Хозяин кланяется и велел спросить, не помогут ли профессор и его ассистент… – девушка быстро взглянула на меня, – Альберту перенести графа в кузницу. Там уже натопили.

Поблагодарив, Томас сказал, что мы скоро спустимся. Мария прикрыла дверь, и мы услышали, как она сбежала вниз по лестнице.

– Ну что ж, послушаем, что расскажет Альберт, – проговорил Томас, натягивая сапоги.

Альберт ждал нас возле каретного сарая. Не проронив ни слова, он отпер ворота и вошел внутрь. Тело графа было таким же, каким мы оставили его – без камзола, жилета и парика, но казался он еще более мертвым, чем вчера, – если, конечно, подобное возможно. Тело будто съежилось, а кожа блестела и напоминала мрамор. От близкого присутствия смерти мне вновь стало не по себе, словно кто-то схватил меня холодной рукой за горло. Я надеялся, что Томас разрешит мне не присутствовать на вскрытии.

Альберт ухватил покойника под руки и мотнул головой в сторону его ног, будто говоря: “Бери”. Мы приподняли тело, которое, к моему удивлению, оказалось легче, чем в прошлый раз.

– У графа была одна лошадь или несколько? – спросил Томас.

В ответ послышалось лишь похрюкивание, которое, однако, можно было растолковать как “одна”.

– Много багажа?

Ответа не последовало. Мы вышли на улицу. По натоптанной тропинке скользили ноги, поэтому пришлось приложить все старания, чтобы не упасть и не уронить нашу благородную ношу.

Дверь в кузницу была приоткрыта, и Томас толкнул ее плечом. Там было прохладно, но в очаге жарко горел огонь.

По площади здесь было семь-восемь локтей в длину и ширину, но из-за множества инструментов кузница казалась меньше. Вокруг очага висели всевозможные клещи, кувалды и молотки, напильники, шила и прочие приспособления. Прямо посреди кузницы на полу находилась большая наковальня, а возле нее – двое козел с положенными сверху досками, на которые мы положили графа. Рядом с очагом был верстак и шкаф со столярными инструментами, а в углу составлены неоструганные доски различной длины и толщины. На верстаке стоял длинный деревянный ящик, уже начавший приобретать форму.

– Вижу, ты уже начал делать гроб, – сказал Томас.

– Хозяин, – откликнулся Альберт. Он подложил в огонь дров и направился к выходу.

– Вон оно что! – удивился Томас и внимательно посмотрел на гроб. – Прекрасная работа! – оценил он. Ясно было, что наш маленький хозяин немного вырос в глазах профессора.

Томас зашагал вслед за Альбертом, а я на секунду оглянулся и, прикрыв дверь в кузницу, заспешил по снегу за профессором.

Снегопад опять прекратился, но над горизонтом по-прежнему висели темные тучи, отнимая всякую надежду на то, что мы сможем уехать. Морозный ветер обжигал кожу, хотя сейчас он был мягче, чем вчера. Томас прошел в конюшню следом за Альбертом, я семенил за ними.

В конюшне было тепло, приятно и знакомо пахло сеном, теплыми конскими телами и навозом. Я подошел к нашим лошадям, похлопал их по крупу и удостоверился, что им здесь неплохо. Обе верховые лошади вели себя спокойно и казались довольными. У вьючной лошади на боку краснела смазанная жиром мозоль. Лошадь еще не оправилась от вчерашней дороги, и глаза у нее по-прежнему были тусклыми. Для тепла поверх попон все лошади были укрыты пустыми мешками. Возможно, людей Альберт недолюбливал, зато в лошадях явно души не чаял.

Остановившись на пороге, Томас внимательно осмотрел различные инструменты, составленные в ряд вдоль стены, взял в руки деревянные грабли и, приоткрыв дверь, принялся рассматривать их на свету. Я взглянул на Альберта: повернувшись лицом к Томасу, тот чистил скребницей большого жеребца. В падавшем из окна свете лицо его оказалось в тени, так что вместо глаз я видел лишь темные круги, а под ними – выпирающие щеки и торчащую бороду. На голове у конюха была вязаная шапка, однако она не закрывала пятна возле глаза, которое я заметил вчера.

– Какое из них – графское? – Томас посмотрел на седла, развешанные вдоль дальней стены. Альберт мотнул головой, и Томас повернулся к ближайшему седлу: – Вот это?

Альберт не ответил – он был всецело поглощен чисткой жеребца. К моему изумлению, Томас принял его молчание за согласие и снял седло со стойки.

– Петтер, открой дверь.

Стоя возле приоткрытой двери, мы принялись рассматривать массивное седло. Оно сильно отличалось от тех, что были на наших лошадях, и тех, которыми пользовались у меня на родине. Это седло было больше, грубее и менее гибкое, словно внутри находился деревянный костяк.

– Венгерское, – сказал Томас и показал на высокие боковые и переднюю луки, а затем приподнял седло с одного края, – ленчик деревянный, но набивки больше, чем обычно. Если хочешь знать мое мнение, то перед нами нечто среднее между кавалеристским седлом и его английской разновидностью, хотя в этих вещах я не силен.

Он вновь подошел к стойке и снял два продолговатых футляра – один длиной с руку, а другой намного короче.

– Их прикрепляют к седлу, а внутри держат оружие – вспомни ружье и пистолет, – пояснил Томас. Он заглянул внутрь и с любопытством повертел в руках. Вернув вещи на место, мы прикрыли дверь. – Откуда ты родом, Альберт? – Томас стал прохаживаться по конюшне. Но Альберт был занят лошадью. – Ты ведь уже долго работаешь на этом постоялом дворе, верно? Вижу, ты прекрасный и аккуратный работник. Твоему хозяину, фон Хамборгу, повезло, что у него есть такой конюх. Догадываюсь, что помимо этого ты еще работаешь в лесу, чинишь повозки гостям, если потребуется, можешь и лошадей подковать. И гробы делаешь, если и такая необходимость возникает.

Альберт поднял голову.

– Ведь вряд ли хозяин на подобное способен? По-моему, его руки не привыкли к плотницкой и другой тяжелой работе… К тому же… – улыбнувшись, Томас посмотрел на брюки Альберта, – на твои штаны налипла стружка.

Альберт опустил голову и вернулся к работе. Однако мне показалось, что в густых усах его мелькнула улыбка.

– Готов поспорить, что ты провел здесь лет шесть-восемь. – Взяв соломинку, Томас начал ковырять ею в ухе.

– Одиннадцать, – пробормотал Альберт.

– Так долго! Ну надо же! Тогда полагаю, что ты лучше знаешь жизнь на этом постоялом дворе, чем даже сам хозяин. Знаешь гостей, помнишь, кто бывал здесь прежде, у кого характер покладистый и тому подобное.

Альберт продолжал работать – уверенно, спокойно и глядя лишь на лошадь.

– Что ты сказал: где ты жил, прежде чем оказался здесь?

Конюх перевел взгляд на Томаса, глаза блеснули, а губы сложились в подобие улыбки.

Томас отшутился:

– Ладно-ладно, попытка – не пытка.