Его вообще невозможно было оскорбить, в особенности когда он сам вел себя вызывающе.

– Граф разговаривал с кем-нибудь? Например, со священником? Или плотником?

– Нет, – ответил фон Хамборк, – с ними он не разговаривал. Но когда говорил, обращался к нам.

– В смысле?

– Да ничего особенного, просто рассказываю все как есть или, точнее, как было. Граф нимало не сомневался в собственном мнении, поэтому чужое его не интересовало, – пожав плечами, трактирщик поднялся со стула, – а сейчас прошу прощения, мне пора. Работа не терпит, даже мертвым не под силу остановить время.

Однако Томас еще не все прояснил.

– А в какой комнате проживал граф? Мне бы хотелось осмотреть его имущество – возможно, так мне удастся пролить свет на темные стороны этой смерти.

Хозяин бросил на Томаса испытующий, неприязненный взгляд.

– В самой дальней, – равнодушно проговорил он, указав рукой в противоположное крыло дома, – но вам нужен ключ. Как только я понял, что графу не суждено вернуться в свою комнату, то сразу же попросил Альберта повесить на дверь замок.

Томас Буберг с благодарностью кивнул, а хозяин подошел к письменному столу и открыл один из ящиков. Взяв у трактирщика ключ, Томас по-дружески пожал ему руку:

– Благодарю! Вы необычайно нам помогли, господин фон Хамборк. Постараюсь сегодня больше вас не беспокоить. Разве что попрошу еще об одном одолжении… Тело графа д’Анжели сейчас в сарае и совсем закоченело, словно сосулька – вы уж простите мне это сравнение. Я просил бы перенести его в теплое помещение, чтобы перед вскрытием он немного оттаял. Конечно, я не могу просить перенести тело прямо в трактир… – от подобной безумной мысли трактирщик пришел в ужас, – но, возможно, вы могли бы подобрать какое-то другое место?

Трактирщик открыл дверь – он явно решил избавиться от нас.

– Я прикажу Альберту растопить печь в кузнице и перенести тело графа туда. – И, прежде чем мы успели ответить, трактирщик захлопнул за нами дверь.

Вскоре мы уже стояли перед дверью в покои графа. Профессор вернул свой парик в коробку, сменил вышитую золотом жилетку на другую, попроще, а парадный камзол повесил на вешалку за дверью у нас в комнате.

Теперь Томас Буберг облачился в рабочую одежду.

Отперев большой висячий замок, он заметил, что хозяйская привычка запирать двери, возможно, не такая уж и глупая. Томас медленно приоткрыл дверь и с интересом оглядел комнату, будто старался запомнить каждую мелочь. Это показалось мне в тот момент совершенно ненужным: комната представляла собой зеркальную копию наших собственных покоев. Прямо под окном стоял маленький столик с лампой, похожей на нашу, слева от двери располагались камин и кровать, а справа – кушетка, точь-в-точь как та, на какой спал я. На письменном столике лежала лишь одна книга, а свой багаж граф сложил на кушетку. Я вдруг удивился, что граф разъезжал один, без слуги или компаньона. Однако прежде видеть графов мне не доводилось, поэтому откуда мне было знать об их обычаях.

Вдоволь насмотревшись, Томас подошел к кушетке, на краю которой лежали две седельные сумки. Одна из них была приоткрыта. Из-за сумок выглядывало свернутое и перетянутое кожаными ремнями одеяло, а за ним торчал какой-то продолговатый предмет, обернутый в красную ткань.

Я открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но Томас предостерегающе поднял руку.

– Подожди! – велел он, открывая седельную сумку. Одним пальцем он осторожно оттянул край и проверил, что находится внутри, а потом задумчиво потеребил бороду.

– Начинай вынимать из сумок вещи по одной и клади на кровать – надо выяснить, что именно у графа было при себе. Постарайся запомнить, в каком порядке они лежали, – сказал Томас и взялся за вторую сумку.

Я схватил сумку, в которой, по моим предположениям, лежал парик, и подошел к кровати. Раздумывая, вытаскивать ли парик, я стряхнул с постельного покрывала какой-то пепел – он серым облаком закружился в лучах тусклого света. Я случайно вдохнул его и громко чихнул.

– А-апчхи!

– Будь здоров, – машинально произнес Томас. Отвернувшись к окну, он просматривал книгу, найденную на письменном столике.

Я решил не вытаскивать парик – в комнате и так уже было предостаточно пыли. Похоже, последние несколько дней здесь не прибирались. Я принялся распаковывать вещи – нательные рубахи, изъеденный мышами халат, фрак, жилет и брюки, нитяные чулки (изрядно поношенные), шелковый платок и платок суконный, шелковые чулки (тоже поношенные) и синий ночной колпак. Перебирая одежду, я наткнулся на что-то длинное, завернутое в грязную тряпку. Я развернул тряпку и позвал Томаса:

– Профессор, смотрите!

Отложив книгу в сторону, Томас подошел к кровати. Не говоря ни слова, он взял из моих рук пистолет и внимательно осмотрел его. В отдельном кармашке сумки я обнаружил пороховницу и два холщовых мешочка – в одном лежал пузырек с маслом, средство для чистки оружия и два кремня, а в другом – патроны.

– Хм… Длинноствольный… А приклад с такими изящными “ушками”… Явно французский… Или английский, – пробормотал он, – воистину прекрасное оружие.

Томас повернулся к кушетке и, вытащив торчавший из-за сумок красный продолговатый сверток, передал его мне.

– По-моему, здесь тоже оружие.

Я придерживал сверток, а Томас разворачивал ткань, – там оказались ружье и меч в ножнах. Быстро взглянув на ружье, профессор решил сначала осмотреть меч. Он вытащил клинок и, взявшись за рукоять, взвесил его в руке, а затем вложил обратно в ножны.

– Французская выделка – это видно по рукояти. Видишь, как украшена эта гарда – так просто, но изящно, а эта… quillon… как это по-датски? В общем то, что защищает руку от ударов противника… Какой на нем мелкий, почти филигранный узор. Только французы так умеют. А вот это – напротив, – Томас отложил меч и взял ружье, – здесь изяществом и не пахнет. Сработано на редкость грубо, особенно приклад и спусковой механизм. Можно даже сказать, что подобное оружие оскорбляет взор. Ты уже, наверное, догадываешься, но я все же с полной уверенностью скажу, что это шведская работа. Подобные затворы делают только в балтийских странах, и припоминаю, что видел нечто подобное у шведских солдат.

Томас отдал мне оружие, и я вновь завернул ружье и меч в красную ткань.

В этот момент профессор пробормотал вопрос, который я и сам хотел задать.

– Но зачем вдруг французскому графу понадобилось шведское ружье?..

Томас опять подошел к окну, но внезапно обернулся и спросил:

– Пистолет лежал на самом верху?

– Нет, под одеждой. Сверху было три или четыре предмета.

Он довольно кивнул и вернулся к изучению книги, а я взялся за следующую сумку.

Сверху лежал небольшой кожаный несессер, в котором хранились ножницы, бритвенные принадлежности и пара флаконов с духами. В сумке я также обнаружил помятые металлические ножны с длинным ножом внутри, рукоять которого оканчивалась каким-то странным шариком, а рядом – нож поменьше, в обычных кожаных ножнах. Затем я вытащил несколько пар носков и другую одежду, но когда добрался до дна, то снова выудил кое-кто интересное. Сначала – холщовый мешочек, а затем маленький, искусно выделанный кожаный футляр с серебряным тиснением, линии которого складывались в витиеватую монограмму. Насколько мне удалось разобрать, монограмма представляла собой инициалы “Ф. А.”. В футляре хранился золотой перстень с печаткой, где были выгравированы те же инициалы. Я подошел к профессору и снова оторвал его от чтения.