По мнению Масбергера, Джексон не был морально готов к переговорам: конфронтация усиливалась, а ему явно не хотелось бороться за свои права. Конечно, на достойное вознаграждение он надеялся. При этом, как полагал Масбергер, деньги для Джексона не были самоцелью – речь шла о человеческом достоинстве. Джексон рассматривал гонорар как мерило его профессионализма.

Вскоре Рейнсдорф заявил, что не хочет больше иметь дело с Масбергером, и вылетел на личном самолете в Монтану, где находился тогда Джексон, чтобы напрямую поговорить с ним самим. По прибытии он вручил Джексону официальную бумагу, где значилась сумма 5 миллионов (1 миллион он все-таки прибавил). «Это все, чем я располагаю», – заявил он тренеру.

Узнав о том, что Рейнсдорф отбыл в Монтану, недремлющий Масбергер тут же вылетел вслед за ним. Джексон, согласившийся на новое предложение Рейнсдорфа, просил Масбергера не вмешиваться, но тот упорствовал, хотя немного умерил свой пыл. Теперь он говорил не о 7,5 миллионах, а о 6. Переговоры снова зашли в тупик, и Рейнсдорф улетел в Аризону. Джексон советовал ему не спешить с отлетом: почему не задержаться в живописной Монтане, не полюбоваться ее красотами? На это Рейнсдорф сухо ответил, что здешними пейзажами он успел насладиться, разглядывая их из иллюминатора самолета, когда лайнер пошел на снижение.

Впоследствии переговоры, разумеется, возобновились. Масбергер твердо стоял на сумме 6 миллионов. «Вы что, не понимаете? Если я сказал пять, то это действительно пять, – раздраженно отмахивался Рейнсдорф. «Мы зашли в тупик, – говорил ему Масбергер. – Всесокрушающей силе противостоит объект, который ничто на свете не может сдвинуть с места». В конце концов, после 9-часовой утомительной дискуссии Рейнсдорф сдался, согласившись на 6 миллионов. Дела в клубе вроде бы стали налаживаться. Пиппена продавать не стали. Контракт с Джексоном был подписан, хотя и с оговоркой: если руководство «Буллз» не возобновит контракт с Джорданом, то и тренер покинет клуб.

На пресс-конференции, посвященной возобновлению контракта с Джексоном, не царило радостного оживления, характерного для подобного события. Это выглядело странным: как-никак, но сверхпопулярный тренер-триумфатор не расстался со своим клубом. Тем не менее все репортеры подметили, что Джерри Краузе постарался вложить в свое вступительное слово как можно больше негативного подтекста. Он подчеркнул, что срок нового контракта с Джексоном – всего один год, вне зависимости от того, завоюет ли «Буллз» шестой чемпионский титул или нет.

Эта пресс-конференция вызвала очередную стычку тренера со своим хозяином. Джексон намекнул Краузе на странность его поведения: создавалось впечатление, что он представляет интересы какой-то другой стороны, но никак не собственного клуба. Краузе, конечно, взорвался: «Мне плевать, как окончится для нас сезон, но ты все равно уйдешь к такой-то матери!»

Теперь, когда контракт с Джексоном был подписан, Рейнсдорфу предстояло разобраться с Джорданом. Поначалу ему нужно было сгладить некоторые трения, оставшиеся от прошлых времен. Рейнсдорф прослышал, что Джордан затаил на него обиду. «Это правда?» – спросил он Майкла. Тот ответил утвердительно. Рейнсдорф поинтересовался, в чем дело, и Джордан напомнил ему, что, когда они подписывали предыдущий контракт (на 30 миллионов), Рейнсдорф заметил, что, возможно, еще пожалеет о своем решении. Рейнсдорф сказал, что не помнит такого, но, если это правда, он готов извиниться, после чего решил, что инцидент исчерпан. Но не тут-то было. Примерно тогда же у Джордана была долгая беседа с Генри Луисом Гейтсом, крупным историком из Гарвардского университета и известным литератором. Майкл рассказал ему, как все эти годы он, махнув рукой на явно заниженные гонорары, сражался за честь «Буллз», как, придя в клуб в худшие для него времена, вытащил его из полосы неудач и привел чикагцев к пяти чемпионским титулам. Выслушав Майкла, Гейтс понял, почему обидные слова Рейнсдорфа так глубоко его ранили.

Впоследствии исповедь Джордана была опубликована в журнале «Нью-Иоркер». Годом позже вышел фотоальбом – иллюстрированная биография Джордана. В сопроводительном тексте снова прозвучали претензии Майкла к Рейнсдорфу. Джордан оказался человеком легкоранимым и обидчивым. Впрочем, здесь надо учесть, что люди воспринимают одни и те же вещи по-разному. Вполне возможно, что Рейнсдорф и не собирался обидеть Майкла, – он произнес те слова со свойственной ему самоиронией. Но великий и самолюбивый атлет расценил их как явное неуважение к нему. Переговоры о новом контракте с Джорданом Рейнсдорф начал с суммы 25 миллионов, заметив, что сумма истекшего контракта – 30 миллионов – была завышена им намеренно – как своего рода компенсация предыдущих недоплат. Впрочем, вскоре он согласился сохранить в новом контракте эти 30 миллионов, но Джордан заупрямился, сказав, что он заслуживает большего материального поощрения: ведь клуб снова стал чемпионом НБА, а он, Майкл, снова был назван самым ценным игроком финальной серии. Неужели он не достоин более выгодного контракта?

Джордан и Фальк настаивали на 20-процентном повышении, то есть на 36 миллионах. Рейнсдорф сопротивлялся. Наконец, Джордан предложил компромисс – 10-процентное повышение, то есть 33 миллиона долларов в год. Рейнсдорф тут же согласился, назвав такое решение справедливым, но вмешался Фальк, предложивший свой вариант – двухгодичный контракт с выплатой 36 миллионов в первый год и 40 миллионов – во второй. «Послушайте, Дэвид, разве ваш клиент уже не согласился на годичный контракт и на 33 миллиона? – недоумевал Рейнсдорф. – Не так ли, Майкл?» – «Так», – ответил Джордан. В итоге сделка состоялась, но чувствовалось, что общая нервозность, охватившая клуб, не миновала и его лучшего игрока.

Все шло к тому, что цена самой знаменитой в мире баскетбольной команды стала наконец приближаться к реальной рыночной стоимости. Джордан зарабатывал в год 33 миллиона долларов, Джексон – 6, Родман (включая различные премиальные) – почти 10. Вот уже в общей сложности 49 миллионов. Рон Харпер зарабатывал 5 миллионов, Кукоч – 4, Пиппен – всего 3 (его долгожданный заслуженно высокий гонорар маячил где-то вдали от Чикаго). Как видите, стоимость лишь стартовой пятерки и главного тренера превышала 60 миллионов долларов.

В итоге выгодные контракты получили все, кроме Пиппена, которого к тому же чуть было не продали в другой клуб. Естественно, недовольство внутри Скотти росло. Его главный агент Джимми Секстон полагал, что Пиппен расстроен не столько из-за денег, сколько из-за неуважения к нему. Перед самым началом сезона настроение Пиппена, и без того не радужное, резко ухудшилось: слишком много горечи накопилось в его душе. К лету 1997 г. запутанная история взаимоотношений Скотти с руководством клуба обросла столькими противоречиями, что установить объективную истину было бы все равно что в полной темноте очищать от шелухи гигантскую луковицу. Дело осложнялось еще и тем, что Джимми Секстон испортил в свое время отношения с Рейнсдорфом. Он представлял ранее интересы Хораса Гранта, мощного форварда «Быков», который, предпочтя независимое агентство, подписал после сезона 1994 г. контракт с клубом из Орландо. Уход Гранта осложнил обстановку. Рейнсдорф планировал обменять Гранта на другого игрока, но сделка сорвалась, «Быки» ничего не получили взамен.