Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы знаете ее, но вы ее забыли: все мы умрем. Дата нашей смерти уже назначена. Она ждет нас там, в огненном блеске солнца. Мы идем к ней, опустив глаза долу, иногда следуя за собственной тенью, иногда ступая впереди нее. Этот путь мы называем жизнью. Мы можем останавливаться в пути, любоваться пейзажами, танцевать, смеяться, есть, пить, знакомиться с другими путниками, любить их – все равно дата нашей смерти ждет нас.
Мы неотвратимо приближаемся к ней.
Старик на мгновение перестал двигаться и оглядел толпу. Ноам стоял как загипнотизированный. Он подумал, что проповедник на том и остановится, завершив свою речь этими загадочными словами.
– Такое только в Париже и увидишь, – усмехнулся Сами. – Немой гуру! Ну давай, пошли, работа ждет.
Он схватил его за руку, чтобы увести прочь.
– Подожди, он ко мне обращается.
Старик действительно смотрел прямо на Ноама.
– Естественно, ты на себя посмотри! У тебя глаза на лоб вылезли. Этот псих сразу понял, что ты его клиент.
Руки старика снова принялись гладить воздух в странной пляске. Юноша заговорил:
– Вы все время убеждаете себя, что смысл жизни кроется в банковском счете, в теле женщины, под капотом шикарной машины! Но ваше существование будет лишено всякого смысла, пока вы будете отрицать неизбежность смерти. Только те, кто познал неотвратимость смерти, знают истинную цену жизни. Спросите у приговоренных к смертной казни! Спросите у неизлечимых больных! Вы же ничего не знаете.
Проповедник приблизился к Ноаму, и тот почувствовал его бессловесное дыхание.
– Я знаю, что иногда, по ночам, у вас случаются короткие проблески сознания и что в течение нескольких минут вы вплотную приближаетесь к истине. И эта истина повергает вас в глубочайшее смятение. Ваше дыхание учащается, вы начинаете задыхаться, на лбу проступает пот. Вы представляете себе собственное тело, еще молодое и полное жизни, погребенным под черной влажной землей. Рядом, параллельно вашему, лежат шеренгами другие, уже разложившиеся тела.
– Вы неподвижны, вам не вздохнуть, не пошевельнуться. И тогда вы обращаете свой взор к небу. Не для того, чтобы взглянуть на звезды, но чтобы понять, что же скрывается за их обманным, бледным светом. И вы уже готовы молиться, упрашивать, умолять жизнь, чтобы она не покидала вас. А потом встает солнце, вы забываете обо всем и снова пускаетесь в погоню за собственной тенью.
Невыразимый ужас охватил Ноама. Что мог этот человек знать о его бессонных ночах, о приступах страха? Неужели он умел читать в его душе?
Вокруг странного тандема оставалось теперь не больше полутора десятков слушателей; все они смотрели на Ноама, ожидая его реакции. Некоторые понимающе улыбались ему, как улыбаются вполне вменяемые люди чудачествам какого-нибудь оригинала.
Старик сделал еще несколько медленных жестов, не сводя глаз с Ноама.
– Если вы будете знать день вашей смерти, только тогда ваша жизнь наполнится смыслом.
Затем он отвернулся и пошел прочь, не требуя денег, утомленный своим выступлением; переводчик последовал за ним.
Зрители разошлись.
– Эй! Ноам! – позвал Сами и постучал его по плечу, чтобы вывести из оцепенения.
Ноам обратил на него отсутствующий взгляд.
– Скажи, ты ведь не станешь придавать значение бредням какого-то психа?
– Он обращался ко мне. Он прочел мои мысли, – ответил тот потухшим голосом.
Сами расхохотался.
– Он обращался ко всем и ни к кому.
– Нет, он услышал мои вопросы. Он знал и про мою бессонницу, и про приступы страха.
Сами с сомнением взглянул на него.
– Ты шутишь?
Ноам продолжал стоять с растерянным видом.
– Нет? Ты серьезно? Он серьезно! Ты купился на эту дешевку? У всех бывают приступы страха, все задают себе вопросы о смерти. Любой мог подумать, что эти слова обращены именно к нему. А то, что он смотрел именно на тебя, а не на других, так это старый трюк! Эти жулики отыскивают в толпе самого впечатлительного – такого, кто всем своим поведением показывает, что их треп на него подействовал, и берут его как бы в свидетели.
Конечно, Сами был прав: Ноама ловко провели. Борода, изможденное лицо, белые одежды наделяли этого человека странной харизмой, гипнотической властью. И Ноам с его впечатлительностью попался на удочку.
– Говорю тебе: это псих.
– Может, он и псих, но его речи пришлись очень кстати. Если бы я знал, что дни мои сочтены, я бы несомненно сумел распознать вещи, которые придали бы смысл моей жизни. Я бы знал, куда пойти, с кем увидеться, что сказать. Гордыня – вот настоящая раковая опухоль, которая точит наше сознание, наши идеалы, самые благородные чувства. А высшая форма гордыни – считать себя бессмертным.
– Опять ты за свое! Что с тобой происходит, Ноам?
Тот колебался: рассказать ему о случае с Анной или нет. Сами был не из тех, кто с пониманием отнесется к подобной истории. Но он испытывал необходимость поделиться с близким человеком, способным взглянуть на факты критически.
– Со мной произошла странная штука, – сказал он наконец.
– Странная в каком смысле?
– В смысле… непонятная.
– Рассказывай.
Они вернулись в офис, и Ноам рассказал ему о предсказании Анны. Когда он закончил свой рассказ, Сами с недоверием посмотрел на него.
– Ты это серьезно?
– Уверяю тебя: все так и было. Она вдруг взяла и выдала мне эту фразу.
– Нет, я хочу сказать, ты действительно придаешь такое значение словам трехлетней девочки?
– Но разве это не удивительно?
– Не знаю, что именно и как именно она сказала, но мне хочется тебе верить. В конце концов она могла повторить фразу, которую слышала где-нибудь, скорее всего по телику. А вот что меня действительно беспокоит, так это то, что тебя до такой степени это взволновало. Ноам, вернись ты на землю! Настоящая жизнь – тут, на дворе середина рабочего дня, и все вокруг вертится по научно установленным законам. Сейчас не ночь, у тебя нет приступа ночного страха и тебе не снится кошмар!
– Если бы ты сам ее услышал.
– Прекрати сейчас же! – рассердился Сами. – Племянница, этот сумасшедший старик – да ты бредишь!
– Ладно, я так и знал. Глупо было рассказывать тебе об этом.
– Тебе надо показаться специалисту.
– Я уже записался на прием, – отрезал Ноам.
– Хорошая новость.
У Ноама зазвонил мобильник, и он нажал на кнопку. Он сделал вид, что крайне увлечен проблемой поставки продукции, но все же заметил беспокойство, с которым друг отнесся к его словам.
13 июля 2011 года