дядюшка. — Под красной, под какой же еще? Не может же мой банкир под зеленой сидеть.

Чем был хорош Тангейн, так это тем, что над мастерскими и лавками висели вывески. Некоторые из них — сапоги, крендели с калачами, иголка с ниткой, циферблаты и кружки, были понятны сразу. Но почему некоторые цирюльни (им бы, положены, лишь ножницы или бритвы) украшались полосатыми столбиками, в белую и красную краску, Данут понял не сразу. Оказывается, это означало, что оный цирюльник, помимо стрижки и бритья, обучен драть зубы и пускать кровь. Раньше у подобных заведений висели окровавленные тряпки, но магистрат решил, что так некрасиво. Ростовщики и менялы обитали под разноцветными жабами, нисколько не стесняясь неказистого земноводного. И, чем богаче ростовщик, тем темнее была его «жаба». В Тангейне было до дюжины белых жаб, восемь желтых, штуки три синих жаб, две оранжевые и лишь одна красная. В Силлуме, говорят, есть даже коричневая. Но существует ли дом под «черной» жабой, не знал никто.

— И что стоишь? — с напускной строгостью спросил дядя.

— Жду, когда вы мне расписку напишете, или что там положено? Запрос, заявку?

— Молодец, — похвалил Силуд племянника. — Вон, этот дармоед, не догадался бы, так бы и пошел за векшами...

Дядя быстро набросал записку, заверил ее печатью и вручил племяннику.

— Когда Альц—Ром—Гейм тебе векши отдаст, он с тобой двух парней пошлет, — сказал дядя. Не слушая возражений, заметил: — Знаю, что парень ты сильный, но с охраной надежнее. Свои векши заработаешь, таскай, как хошь.

Говорят, что когда—то банком именовали массивную скамейку, внутри которой прятались потайные ящики. В воскресные дни на ней сидел меняла-ростовщик. Теперь ростовщики обитали в домах, похожих на крепости — узкие высокие окна, толстые стены. И все это обнесено ажурным кованым забором, сверху утыканным остриями, словно пиками. Возможно, имелся и потайной ход и запас продуктов, на случай осады. От серьезного приступа такой дом не спасет, а вот от обманутых клиентов, расставшихся с деньгами — очень даже поможет.

Чтобы попасть к банкиру, Дануту пришлось преодолевать два входа. Первый — будка привратника на воротах, а второй — уже в самом доме. И, каждый раз парню пришлось пояснять, что младший приказчик господина Силуда Таггерта (вона, даже фамилию пришлось вспомнить!) к господину Альц—Ром—Гейму по важному делу.

Поднявшись по винтовой лестнице, где единственное крошечное окно едва отбрасывало свет на ступени, подумав, что это тоже защита, наткнулся еще на одну дверь, открывшуюся словно сама собой.

— Садитесь, господин Данут, сын Милуда.

Глаза парня еще не привыкли к свету — пусть и неяркому, потому нашел предназначенный ему стул на ощупь. Проморгавшись, осмотрел помещение. Скудные лучи солнца, проникающие через бойницы, словно бы скрещивались между собой, освещая, как следует, один только стол, затеняя огромный шкаф с полками, забитыми какими—то папками и свитками, шкаф поменьше, зато закрытый и железный.

На столе господствовал идеальный порядок. Серебряная подставка, на ней две серебряных же чернильницы, бокальчик с крышкой, видимо, для песка, тоже серебряный. Связка остро заточенных перьев (они, к счастью, гусиные). Стопка дорогой глянцевой бумаги в серебряном держателе. Серебряный колокольчик. Часы в серебряном корпусе, с двусторонним циферблатом — видимо, чтобы посетители ценили свое и чужое время. Все аккуратно, ни пылинки. И руки, лежавшие на столе. Руки?! М—да... Посмотрев на огромные, поросшие густой шерстью пальцы с ногтями, напоминавшими когти, Данут перевел взгляд на хозяина. Узкое — донельзя хитрое, вытянутое лицо, длинные остроконечные уши, торчавшие в стороны, седые волосы и ... зеленоватый цвет кожи, оттененный белоснежными кружевами воротника. Вот так да... Данут до сих пор не встречал подобных существ, но судя по описаниям, ростовщик Альц—Ром—Гейм был гоблином.

— Хвоста у меня нет, — сухо произнес ростовщик, поправляя на носу когтистой лапой (или рукой?) два стеклянных кругляшика, соединенных перемычкой — новейшее изобретение гномов для тех, у кого слабое зрение. Штука недешевая. Дядюшка — человек очень даже не бедный, мог себе позволить лишь одно подобное стеклышко, оправленное в медь и снабженное изящной ручкой.

— Прошу прощения, — виновато потупился Данут и впрямь, принявшийся смотреть за спину гоблина.

— Ничего страшного, — оттаял Альц—Ром—Гейм. — Не вы первый, юноша, — вздохнул ростовщик, — и не вы последний. Мы, пууккины, по—прежнему считаемся у многих людей врагами.

При слове «пууккины» Данут едва сумел подавить улыбку. Но сумел. Кто его знает, как воспринимает ухо гоблина (виноват — пууккина) простые человеческие слова? Может, для него они тоже звучат смешно?

— Мой дядя, господин Силуд Таггерт, поручил мне получить двести векшей. Вот, он выписал мне расписку, — солидно проговорил Данут, вытаскивая письмо.

Он уже протягивал документ ростовщику, как скрипнула дверь,в комнату стремительно вкатилось какое—то маленькое животное — что—то рыжее, похожее на бегущий меховой шарик на ножках, с черной полоской поперек тельца, с пушистым хвостом, поднятым, словно жезл. Данут, в первую минуту решил, что это какая—то неправильная белка. Нет, не белка.

Зверушка, между тем, заскочила на стол, пробежалась по нему, превращая идеальный порядок в небольшой беспорядок — бокальчик опрокинулся, рассыпая песок (угадал!), перья полетели на пол. Чернильница, от которой зверек оттолкнулся лапками, устояла. Соскочив со стола, меховичок еще раз пробежался по комнате, подбежал к юноше и, деловито перебирая лапками с острыми коготками, начал взбираться по его штанам, чувствительно царапая кожу даже сквозь плотную ткань, а потом полез выше.

Данут осторожно скосил взгляд на зверька, пытавшегося устроиться на жестком плече. Ох, ты, так это же настоящая рысь! Но только совсем маленькая и без кисточек на кончиках ушей.

— Мр—рр, — певуче проговорила маленькая рысь, посмотрев на человека голубыми глазенками и, словно бы извиняясь, потерлась влажным мокрым носиком о щеку. Ощущения были немножко странными. Казалось, что от присутствия рядом этой крохи, его напевного мурканья, куда уходят беды и напасти...

— Пчелка, как тебе не стыдно! — услышал Данут возмущенный девичий голосок.

Парню показалось, что в темной комнате вспыхнул яркий солнечный свет, когда следом за удивительной зверюшкой туда ворвалась высокая тоненькая девушка — почти девочка, со слегка вздернутым носиком и белоснежными волосами, спадающими с плеч, будто свежий осенний снег на лесную полянку.

— Тина! — строго сверкнул очками гоблин.

— Ох, батюшка, извините, — прижала руку к груди девушка. — Я не знала, что у вас клиент... Пчелка сбежал... Извините, сударь, позвольте я заберу этого непоседу.

Сидевший на стуле Данут, едва