Воспитанник орков. Книга вторая - Евгений Васильевич Шалашов

Воспитанник орков. Книга вторая.

Данут смотрел на воду, провожая взглядом родной корабль, уходивший из бухты в залив. В сущности, эта бухта, этот залив — это тоже море Вотрон, на котором он вырос. Если бы Тангейн построили правее, в устье Шейны, соединявшей моря Вотрон и Петронелл, вода была бы почти пресная. Но устье Шейны слишком непредсказуемо, могло пересохнуть, а могло и разлиться, поэтому первопоселенцы поставили город подальше от реки, но ненамного.

Суровый Вотрон, чьи воды напоминают то патину благородного серебра, то цвет расплавленного свинца. Там, где дуют ураганные ветры, способные опрокинуть не только рыбачью лодку, но и военный корабль. Суровое, но любимое море. Данут не променял бы его на теплое море Петронелл, где тайфуны и штормы настолько редки, что жители не боятся строить дома прямо у прибрежной черты.

Казалось, давно ли он пришел из леса и обнаружил, что все жители прибрежного поселка убиты? Отец, распятый норгами на кресте, изувеченные и замученные соседи, огромная могила, куда он сложил все тела. Пожалуй, из всего того, что он видел, самым страшным воспоминанием и было воспоминание об этой братской могиле.

Да, все лишь год прошел, а словно бы целая жизнь, так много событий сюда вместилось! Давно ли он явился за помощью к дядюшке Силлуду Таггерту — хозяину торгового дома «Силлуд Таггерт и сыновья»? Да, ровно двенадцать месяцев назад. И добрый дядюшка, озабоченный будущим племянника, отправил его закупать петрол, не предупредив, что на самом-то деле посылает парня на смерть. Вот, только, может, вместо мести, стоило поблагодарить дядюшку? Без него много бы чего не случилось. Правильно говорят: никогда не знаешь — где найдешь, где потеряешь. Если бы их поселок не был разгромлен, он так и остался бы рыбаком и охотником, женился бы на Ласте, ну, или на другой девушке, обзавелся бы парой—тройкой детишек, не пошел бы в Тангейн, не встретил бы Тину. А если бы дядюшка Силлуд не отправил его на смерть, если бы приказчик не ударил ножом в спину, то Данута никогда бы не подобрали орки и, он бы не узнал, что его матерью была принцесса орков, а где-то там его ждет народ, готовый признать его своим владыкой! Но как сказал однажды мэтр Байн Периверт, бывший профессор Скалленского колледжа: «История не имеет сослагательного наклонения!» А становиться владыкой Данут не собирался.Видел, каково это быть вождем.

Узкая, словно птичье перо, галера орков уходила все дальше и дальше. Сорок пар весел, дружно вспахивали воду, а до города, отстоящего от порта мили на две, доносилась песня, к словам которой тангейцы еще не привыкли. Да что там к словам! Скажи кто еще с месяц назад, что люди заключат союз со своими извечными врагами, тому бы, как минимум, плюнули в лицо. А теперь вот, слушают и даже пытаются запомнить.

— Медленно катятся волны,

Веруй, надейся и жди...

Мёртвые в море почили,

В бой поведут нас вожди!

Поздно глаза мы открыли,

Дружно на бой поспешим...

Мёртвые в море почили,

Дело настало живым.

Зло вырывать нам непросто!

Но мы сроднились с клинком!

Мёртвые в море почили,

Дело настало живым.

Когда галера достигла выхода из бухты, песня стихла. Теперь нужно молчать, потому что на море любые звуки разносятся за десятки миль. Но окончание песни подхватили горожане, вдруг дружно запевшие:

— Стыд, кто бессмысленно тужит,

Волны забудут о нем!

Мёртвые в море почили,

Дело настало живым.

Медленно катятся волны,

Ты нас обратно не жди...

Мёртвые в море почили,

Дело настало живым.

Данут, проводив взглядом черный силуэт куджи, только вздохнул и, на всякий случай скрестил пальцы, чтобы Шумбатар и остальные смогли вернуться домой, проскочив мимо кораблей норгов. Но вздыхай, не вздыхай, а ему тоже пора. Гилберт поручил ему осмотреть оружие и доспехи, добровольно пожертвованные теми горожанами, которые сами уже не могут сражаться с врагом. Хорошие вещи, как правило, не дарят, а передают детям и внукам. Стало быть, нужно все осмотреть и определиться — можно ли носить эту кольчугу, годен ли меч для боя или — сразу отдать кузнецу, чтобы тот перековал металлический лом во что-то полезное. Ну, скажем, в кирку или лопату. Для орудий труда найдется много работы, в крайнем случае, ими можно бить по головам врагов!

Покажите хоть один город, полностью готовый к войне и можете считать, что вы увидели все чудеса мира. Всегда выясняется, что что-то не так, о чем-то забыли, а о чем-то просто не подумали: башни, покореженные временем, слегка просели, стены осыпаются (на растворе кто-то когда-то решил сэкономить), а главные врата закрываются с огромным трудом (вспомнить бы, когда их в последний раз закрывали?). Запасы сушеной рыбы и сухарей, хранящиеся в городских амбарах, на случай боевых действий (а где они, запасы? Нет, не видели! Может, сами по себе испарились? Нет? Значит, крысы съели!), пучки стрел и охапки копий в оружейных комнатах (ну, древки сгнили, а наконечники ржа поела — что-то выкинули, что-то отдали в переплавку, не валятся же всякой дряни!). А отряды городской стражи, должные нести службу не только на рынках, площадях и улицах, но и на стенах и башнях, сократились едва ли, не в половину, потому что город не считал нужным оплачивать их работу, а за бесплатно почему-то работать никто не хочет.

Но все-таки, Тангейн был не безнадежен. С момента, когда город получил новости о приближении норгов, население зашевелилось. Уместно было бы сказать, что Тангейн напоминал развороченный муравейник (или, растревоженный улей), но уж слишком часто писатели применяли эти синонимы, превратив их в штампы.

Видимо, первым важным шагом к началу подготовки города к обороне, было заседание Городского совета, на котором вся полнота власти отошла Первому бургомистру. Споров, конечно же, было много, но здравомыслие победило: народовластие штука хорошая, если у ворот нет врага, а коли поблизости противник, необходимо единоначалие! Конечно же, есть опасность, что Первый бургомистр попытается узурпировать власть и потом, когда опасность пройдет. Да, есть. Но это будет потом и, соответственно, с этим и разбираться нужно будет потом.

Первый бургомистр, которого за глаза звали «папаша Беньямин» — плотный, уже немолодой мужчина с висячими усами, выбившийся, в первые люди города из простых рыбаков, умел действовать жестко, а иногда и жестоко. Он мог заставить слушать себя не только горожан, но и богатых