Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я улыбнулась, глядя на то, как Пэдди смешно машет нам руками, выпятив живот и хлопая себя ладонями по щекам. Джейк тоже смотрел на сына, но не улыбался. Ел он совсем мало – прожевал горстку чипсов, да несколько раз откусил от яблока, после чего размахнулся и бросил его подальше.
– Как ты сейчас себя чувствуешь? – спросила я неторопливо, не отводя глаз от Пэдди.
– Лучше.
Джейк сорвал пучок травы и бросил в сторону.
Наши дети, похоже, выдумали новую игру. Пэдди стал бегать впереди и показывал младшему брату указательным пальцем, куда бежать.
– Мы ведь справляемся, верно?
Мой голос звучал слабо на фоне шума моря и криков сыновей.
Джейк выдохнул и снова сорвал пучок травы.
– Да, – негромко ответил он.
Ветер унес это слово за песчаные дюны.
– Да, – повторил Джейк, на этот раз более уверенно. – Думаю, нам надо это пережить.
Он повернулся ко мне лицом, не улыбаясь и не хмурясь. Его лицо было абсолютно открыто, а взгляд стал ровным, спокойным. Я увидела в его глазах свое отражение в миниатюре. Я была для него безвредна.
Создать семью можно самыми разными способами. К примеру, продолжать строить ее день за днем. Таков был наш метод – реальный план, который мы уже начали осуществлять. Его можно было пощупать руками, как песок, как двух маленьких мальчиков, которых мы сотворили из ничего. Поездки всегда делали нашу жизнь более сносной, такой, которую можно было ценить, превращали ее в игрушечный мир, освещенный сверху. Здесь – с морем за спиной и болотами перед нами до самого горизонта – все наконец стало простым: мы были мужчиной и женщиной, и наши дети играли рядом с нами.
Часть вторая
Я никогда не мучила животных, но убитых ела много раз. Однажды я обхватила пальцами руку одноклассницы и повернула так, словно выкручивала мокрое белье. Я смотрела, как по коже девочки расползается краснота. Я прочла много книжек про девочку-убийцу, чьи глаза были не видны на фотографиях – два бездонных колодца.
Я стояла на кухне. Мое лицо сморщилось, нос заострился, брови нависли над глазами. Изменения во мне были неотвратимы.
Глава 19
Оставалось совсем недолго до Рождества. Я понимала, что со следующим разом надо подождать. То, о чем мы договорились, не должно было отражаться на том, как наши дети ощущали течение времени. Для них было важно вынимать из коробки одни и те же елочные украшения, петь в школе одну и ту же песенку. У наших действий не было традиции, не было прецедента, мы все придумывали на ходу. Однако мы договорились об определенных границах: страдания должны были приходить неожиданно, как в первый раз, и Джейк не должен был догадываться о том, что его ожидало.
Я много от чего отказывалась – от предложений выпить, от пения рождественских псалмов, заседаний клуба книголюбов. Вечера я чаще всего проводила одна, ссылаясь на работу. У меня появилось несколько новых увлечений. Они словно бы не имели никакого отношения к моей жизни, не приносили заработка и отрицательно сказывались на нашем хозяйстве. Джейк часто возвращался домой поздно, дисциплинированно отправляя мне эсэмэски с дороги. Он описывал все подробности проблем с поездами – изменения в расписании, отмены рейсов, самоубийцы на путях. Я укладывала мальчиков спать как можно раньше и поднималась наверх, к своему письменному столу, озаренному теплым светом, к разверстой пасти поисковой системы.
Ноутбук стал теперь моим самым закадычным другом. Это маленькое пространство таило в себе столько разных мест, куда можно было ускользнуть. Была как-то неделя, когда меня интересовали только торнадо, гигантские темные воздушные трубы, крутящиеся над полями. А за ними следила камера – глаз, который обретал человечность всякий раз, когда удалялся, понимая, что находится слишком близко от воронки смерча. Наблюдая за это картиной, я хотела, чтобы человек с камерой продолжал приближаться к торнадо, чтобы он прошел прямо сквозь клубящуюся дымно-серую массу, сквозь поднятых в воздух коров и летающие стулья, в самый центр, где все спокойно и тихо. Время от времени в мою комнату входил один из заспанных сыновей. Тогда я проворно закрывала крышку ноутбука, чтобы ребенку не попалось на глаза то, что демонстрировалось на экране.
Потом я смотрела на цунами – массы воды, способные разрушить здания, поднять и унести автомобили, стереть с лица земли целый город, словно пыль тряпкой со стола. Сайт предлагал мне на выбор другие видео, которые мне могли понравиться: оползни, крушения вертолетов, взрывы. Я переключалась с одной катастрофы на другую, и меня убаюкивали повторы. Мне нравилось ощущение ужаса, растекавшегося по гладким поверхностям моей спальни. Картины исчезали на несколько минут, и тогда начиналась бешеная скачка моего разума, его скольжение над поверхностью моей жизни, да и жизнью всей планеты, и невозможно было сбавить скорость. Такой быстроты я не ощущала с тех пор, когда мне было немного за двадцать. Тогда я изучала забытые языки и чувствовала, как их очертания вздымаются и опускаются, когда я к ним прикасаюсь. Древние символы становились мягкими, податливыми, они с радостью отдавались мне. Но теперь собственная скорость пугала меня. Казалось, я почти не управляю собой, бесконечно пролетая между потоками мыслей и толком не понимая, где приземлиться.
По утрам мне всегда бывало стыдно – так, словно я всю ночь смотрела жесткое порно, а вовсе не видео, снятые очевидцами катастроф, – жуткие изображения с криками на их фоне. Я понимала, что у людей существует оправданная тяга к жестокости, к чему-то отвратительному. В то время смотреть подобные видеозаписи в новостях казалось нормальным. Пять – десять лет спустя – уже нет. Чтение книг, написанных на основе реальных преступлений, прослушивание подкастов о массовых убийствах стало для меня в порядке вещей. Я могла спокойно смотреть видео, где было снято, как мужчина тащит по улице своего истекающего кровью друга, слушать аудиозапись стрельбы в школе, вновь и вновь пересматривать запись, где самолет врезается в жилой дом. Это были признаки психического расстройства. Но я была не одинока. «Десять миллионов просмотров,