Прилетел через поле рой пчел и сел шаром на лавочку перед нашими окнами. Пришли со стройки два мужика, молодой и старый. Собрали пчел ложкой в ведро, завязали тряпочкой, и давай бог ноги. Прибегает погодя молодой человек с пасеки в сетке и с дымарем, ан уж поздно. Оставшиеся же пчелы, не попавшие в ведро, кусались почем зря. Мужики-похитители вернулись через малое время. Старший заголил поясницу, тогда как младший брал двумя пальцами за крылышки с лавочки осатаневших пчел и ставил старшему на поясницу.

Какой-то год поле засеяли овсом. Гляжу я, как переливается колеблемый ветром овес, и вижу – некий хозяин выгуливает сразу двух собак на поводках, и они его так тащат в разные стороны, что он аж падает лицом вниз. Я поспешила ему на помощь, смотрю – это молодой цыган кормит неспелым овсом двоих подростков-медвежат на цепи. Кричит мне, чтоб не подходила – как раз смажут когтистой лапой по лицу.

Я потом в Иркутске на базаре много видала ободранных баб с ягодами. Полплеча-то нет, кость почти что под кожей. А то еще в иркутском городском парке медведь плыл за лодкой и топил ее лапой. Другой же ходил по пятам за студентом-экологом. Студент шел по медвежьим следам и не заметил, что идет по кругу – медведь зашел ему в тыл. Дело кончилось плохо, однако остались записные книжки задранного медведем студента, полные интереснейших наблюдений.

В походе мои иркутские друзья набили на стоянке чучело медведя и поставили на тропе. Пришли долго отсутствовавшие товарищи, испугались было, но потом всё разъяснилось. Еще через несколько дней отлучки те же товарищи возвращались к стоянке и в том же месте увидали неподвижного медведя. Хотели было погладить, но тот повернулся и ушел. Их стоянка, как полагается, была на речке. На другом берегу медведь ловил рыбу. Поймав, садился на нее, чтобы она не ускакала в воду. Когда мимо плыла следующая, вставал, бил ее лапой, а предыдущая уплывала. Парни стали смеяться. Медведь понял, что оплошал. Сконфузился, рявкнул и ушел.

Я видела на воле троих медведей. Один на Карпатах лунной ночью ходил под лесом. Другой на берегу северной речки, пыхтя, выкапывал свою давно припрятанную зловонную добычу, а мы с детьми плыли мимо на байдарке. Третий на Байкале возле Листвянки уходил вниз по горному склону метров на двадцать подо мной.

Теперь слушай про цыган. Вхожу я однажды в большое помещенье кассы цирка на Цветном бульваре разузнать, в какой день мне постоять за билетами для детей. И тут в эту пустую залу вваливается цыганский табор. Высокий красивый цыган лет пятидесяти с гаком, с роскошной седой бородой, обводит картинным жестом человек пятьдесят цыган и заявляет тоном, не допускающим возражений: «Моя семья!!! хочет пойти сегодня в цирк». Наверное, я встретила цыганского барона.

Меня цыгане видят насквозь. Цыганка в Петергофе бежала за мной, выкрикивая на бегу: «Хорошего человека бросила, плохого взяла! Иди, иди, я с тебя такой и денег не возьму». Сама неплохо гадаю по руке. Линии же собственной моей ладони так далеко просматриваются, что едва лишь махну, показывая дорогу, а уж мне цыгане всё расскажут.

Жили мы с детьми на озере Удомля, на полпути от Москвы до Петербурга. Нам открыли ветеринарную аптеку на берегу, а деревня была далёко. Варили мы на костре. На наш огонек приезжали цыгане на двух телегах. Кто сидел с нами и пел, а кто с другого бока вынимал незаметную дощечку и влезал из подпола в дом воровать конские снадобья.

Меня вообще хорошо видно. Подхожу это я в магазине к кассе. Кассирша подымает голову и говорит: «Вы родились 11 ноября». Верно. Это, говорит, один такой день, когда мир подновляется. Отработавшие свою карму во многих воплощеньях уходят невесть куда, а приходят новенькие. Вас де не было в предыдущих рожденьях, потому и видите всё как бы впервые. Вот как она сказала. Мои же студенты, коим я читаю математическую логику, говорят, что 1111 есть знак абсолютной истины. Верь мне, читатель.

Дело было в горнолыжном лагере. На стене висел альпинистский башмак и фотографии всех восьмитысячников. Рядом – Шхельда, под ней плоскогорье с глубокой расщелиной и спинами форелей, виляющими внизу в узком потоке. У меня была травма позвоночника с резкой болью. Пришел такой же лыжник, врач-реаниматор новой волны. Постукал меня по спине, строго сказал, что все в порядке, и велел встать. Через несколько минут боль ушла, я пошла к нему в комнату сказать спасибо. Он сидел скрючившись с выраженьем муки на лице, со лба его капал пот. Понимай как знаешь, мой усомнившийся читатель. За что купила, за то и продаю. Видно, он в своей реанимации нащупал неформальный способ взять болезнь на себя и перебороть ее в себе.

А работа, учрежденье, оно-то как же? Я себя в нем чувствовала сталкером. Какая-то нескончаемая дьяволиада. Никогда не знаешь, какова будет реакция враждебной тебе и непознаваемой в своей алогичности системы, на чем ты подорвешься. У нас был директор, коего я уподобляла дурно запаянной схеме, где все провода не к той клемме приляпаны. Разумных реакций не просматривалось. Но, подобно сталкеру, я бесстрашно двигалась в зоне, я была жива, кормила детей, и у меня даже были кой-какие грошовые успехи.

Был у меня начальник по имени Светлан Григорьич. Поехали это мы с ним в командировку в Ухту. Там спускались в клети в единственную в стране нефтяную шахту. Внизу ходили по рельсам. Когда навстречу шла вагонетка, надо было успеть добежать до специальных углублений в стене и стать по одному в нише. Обратные билеты нам достались в общем вагоне, полном отсидевших срок зэков. Я сразу им сказала, что де от сумы да от тюрьмы не зарекайся. И хорошо было после того Светлану Григорьичу ехать за моей спиной. Зэки с беспокойными глазами поили его водкой, меня же кормили шоколадными конфетами.

Полетели мы на Самотлор. По времени от Тюмени до Нижневартовска лететь столько же, сколько от Москвы до Тюмени. Вот такая глубина на север у этой по всем статьям удивительной Сибири. Мучимые севером сосны под крылом самолета заваливались с кочек в топь. В аэропорту сидели по нескольку суток измотанные женщины с больными детьми. Пока мы, с полсотни человек, с помпой поехали автобусом на Самотлор, данный нам спецрейсом самолет угнали. Нижневартовский аэропорт самовольно вывез женщин с детьми, а мы теперь сами сидели вместо них, не смея роптать.

Я сделала одно время бросок в сторону от нефти, и очень некстати. Уверяю тебя, мой читатель, нефть хорошо пахнет, а АСУ, с твоего позволенья, пахнет дерьмом. Знаешь ли ты, мой читатель, что такое АСУ? Нет, ты не знаешь этого. Представь себя в брежневском времени, именуемом застойным, знаменовавшемся словоблудием и очковтирательством. Был такой анекдот, что де наш паровоз вперед летит, а впереди заносы снежные. Все вожди в хронологическом порядке предлагают свои меры сообразно своей природе. Леонид же Ильич говорит – мол, не надо и ехать. Вы только качайте вагон и приговаривайте: «Чух-чух-чух».