Почему-то в ответ на такую горячую тираду о танцевальном счастье Любови Федоровне подумалось о том, что будет, когда ее восторженная дочь влюбится.

Но вдруг вспомнила о Белинской:

– А Стася кого танцует?

Аня нахмурилась:

– Никого, мамочка. У нее колено болит. Я знаю, как обидно, когда все танцуют, а ты нет.

Это было напоминание о простуде, вынудившей чихать за кулисами, пока одноклассники танцевали премьеру «Щелкунчика».

В 1900 году бенефис за бенефисом.

Кшесинская, наконец, добилась удаления итальянок из петербургских театров, контракт с Леньяни не продлили. Матильду Феликсовну благодарить бы, но все прекрасно понимали, что добивалась прима этого прежде всего для себя, именно она получила после Леньяни все ее роли. Танцевала не хуже, а то и лучше, но злословили все равно.

Уходившей итальянке положен бенефис.

Но разве могла Кшесинская допустить, чтобы Леньяни достались лавры? Она не была бы Кшесинской, не добейся бенефиса и для себя. Такого не бывало, на десятилетия службы в театре бенефисы никому не давали. Но Кшесинская не «все», а потому в феврале для ее бенефиса дали два новых балета Петипа «Арлекинада» и «Времена года».

В обоих Павлова-2, как Анну именовали в театре, получила заметные роли, танцевала рядом с Кшесинской, Преображенской, Седовой, Любой Петипа и Верой Трефиловой. Самая юная, но самая заметная.

Анне не давались прыжки на пальцах. Как объяснить, что без жесткого картона в пуанте прыгать тяжело? Да и можно ли это объяснять? Никто не заставлял потрошить туфли, выдирая картон и кожу и набивая резаной пробкой. Танцевала бы как все, и прыжки бы удавались.

Люба Петипа дала «дельный совет»:

– А ты танцуй, как получается – на полупальцах. Может, Мариус Иванович не заметит.

Раз за разом проваливая свои движения, Аня совсем отчаялась и решила поступить, как советовали. Станцевала, получилось, теперь осталось ждать разгрома Петипа, но тот молчал. Павлову не обманешь, она уже знала об особенностях старого балетмейстера: Петипа не ругал никого, хвалил неумело и своеобразно, поскольку русским языком так и не овладел, а вместо упреков просто игнорировал. Если мэтр смотрел мимо, значит, все плохо.

Аня шла за кулисы, как на Голгофу, и была права – Петипа ее просто не замечал!

– Мариус Иванович, как я исполнила?

Чуть прищуренные глаза балетмейстера все же обратились к ней, ответил тихо, чтобы слышала только она:

– Ты танцевал карашо, но завтра сделать, как я придумал, и будет лучше.

К утру на пальцах было невозможно не только прыгать, но и просто стоять, пуанты пропитались кровью, а Любовь Федоровна опухла от слез, но на репетиции Аня выполнила прыжки на носках.

– Мамочка, не стоит меня жалеть. Я же понимаю, что если выбрала такую профессию, то буду страдать. И Мариус Иванович вовсе не жестокий, он же не виноват, что я делаю мягкий носок у пуант, не как другие. Ничего, мои ноги привыкнут, пальцы станут сильными, и все будет получаться без таких мучений.

Любовь Федоровна только вздыхала. Если бы она знала, что успех в балете дается таким трудом и с такими страданиями, едва ли пустила свою девочку в училище. Но если не туда, то куда? Где еще могла бы найти себя Аня, если не дано ей родиться в княжеской или даже купеческой семье? Кем стать – прачкой, горничной или вообще солдатской женкой?

И мама терпеливо отстирывала от кровавых пятен пуанты дочери, штопала их, заново подшивала обтрепавшийся носок, успокаивая себя:

– Ничего, вон ей сколько ролей дали. Нюрочка упрямая, все осилит, станет как Кшесинская первой в театре, будет танцевать лучше всех.

При упоминании Матильды Кшесинской, правда, Любовь Федоровна чуть запиналась, всем же известно, что не только талантом балерины Кшесинская добивается своего, но как без этого.

Вокруг Павловой уже тоже вились поклонники в возрасте, преподносили букеты, мелкие подарки, нашептывали, мол, стоит только стать чуть сговорчивей и все блага посыплются, как из рога изобилия.

– Нюрочка, господин N. говорил о возможности поехать учиться за границу. О чем это? Из театра отправляют?

Аня в ответ только хмурилась:

– От себя он предлагает, мамочка. И себя в нагрузку. Я и без них поеду, дай только срок. А пока есть чему поучиться дома. Вот стану балериной, буду получать за каждый выход помимо зарплаты, заживем с тобой так, что ничьей помощи не понадобится.

Пока Павлова получала те самые сто рублей в месяц, а ведь на них надо одеться и обуться. Но она не сомневалась в прекрасном будущем, в настоящем же главным был балет. Роль следовала за ролью, правда, все небольшие, второго плана – подруги главной героини, па-де-труа или па-де-катр, но ведь не кордебалет же.

– Мамочка, в первый сезон службы в театре просто грешно ожидать чего-то большего.

Аня права, главные роли появились во второй сезон.

Люба Петипа ходила, задрав нос, – Мариус Иванович ставил «Пробуждение Флоры» Дриго и давал главную роль дочери. Петипа-3, как именовалась в театре Люба, гордилась, а вокруг ворчали, мол, ленивая донельзя, но пользуется положением отца.

У Мариуса Ивановича четыре дочери, все в балете, Мария Мариусовна, дочь от первого брака, добилась признания и танцевала главные партии не только в его балетах. Правда, время ее уже выходило, скоро прощаться с Мариинским и балетом, но пока полна сил и надежд. Из сестер Люба считалась самой способной и могла бы многого добиться, если бы не ее знаменитая лень, изумлявшая всех.

Узнав о том, что роль Флоры отдана Любе, все решили, что это, возможно, последний подарок дочери от знаменитого отца в попытке пробудить ее от ленивого сна. Люба если и проснулась, то ненадолго.

– Нюрочка, а ты?

Что оставалось делать Ане, как не вздохнуть сокрушенно:

– Я в роли Авроры, мамочка.

Она не стала говорить, что по своей привычке репетировала все партии спектакля. Ане еще во время учебы нравилось танцевать за всех, пользуясь любой возможностью, она пробиралась в репетиционный зал и под собственное пение танцевала то одну, то другую партию. В последний год иногда помогал Миша Фокин, хотя и ругал классический танец при любом удобном случае.

Вот и тут они репетировали вариации Флоры и Аполлона без аккомпанемента, по памяти. Зачем? Для себя.

Премьера состоялась в апреле, в самом конце весеннего сезона, когда театры полупусты, а если зрители и есть, то только случайные, завсегдатаи уже все в сезоне увидели и развлекались где-то в других местах.

Ничего особенного, спектакль как спектакль, даже отзывов почти не было.

А осенью…

В большой квартире Петипа рыдания и укоряющие взгляды на главу семьи.