Оливия неуверенно пошевелила пальцами и несколько раз сжала кулаки.

Клейтон кивнул и, встав, быстро отошел в дальний угол.

– Я сейчас найду для тебя еще что-нибудь теплое. – Повозившись в темноте, он извлек откуда-то узел, испускавший резкий запах скотного двора. Достав из узла овчинный тулуп, Клейтон укрыл им Оливию. – Скоро станет тепло, – сказал он. – Эта печка очень хорошо греет. Она выпускает дым через ту скамью, на которой ты сидишь. Так комната согревается быстрее.

Очень скоро Оливия действительно почувствовала, как согревается под ней скамья.

– Думаю, ты все-таки не обморозилась, хотя была близка к этому. Вероятнее всего, у тебя просто облезет кожа. – Он достал из кармана ее листок бумаги. – А теперь не объяснишь ли ты мне, что это такое?

Оливия поморщилась.

– Это шифр. Аршун запланировал революцию, но ему нужна информация с этого листка, чтобы начать.

– Что здесь зашифровано?

Она покачала головой:

– Не знаю. Аршун тоже не знает. Шифр принадлежал человеку по фамилии Васин. Аршун сказал, что Васин внедрил своего агента в окружение императора. Неизвестно, кто этот агент и как с ним связаться. Но если граф взломает шифр и отдаст приказ агенту, то план осуществится и вся императорская семья будет убита. – Оливия не могла допустить, чтобы это случилось. – Ты сможешь взломать шифр?

Клейтон скрестил руки на груди и выпрямился; лицо же оказалось в тени, так что разобрать его выражение было невозможно.

– Почему революционеры похитили именно тебя?

– Они решили, что я шпионка, которую зовут Малышка – La Petit по-французски. Эта шпионка якобы может взломать шифр. Они сказали, что она уже делала это раньше.

– Малышка ничего не смыслит в шифрах.

– Но они мне так сказали, что она может… То есть что я могу. И еще они сказали, что она совратила их бывшего лидера, украла информацию и расшифровала ее.

– И теперь ты хочешь, чтобы это сделал я? – Голос Клейтона звенел от напряжения. Неужели он расстроился из-за того, что ей стало известно о его шпионском прошлом? Или ему не понравилось, что она попросила его о любезности? Но ведь эта любезность не для нее!

Оливия кивнула:

– Да. Потому что у меня ничего не получится.

– А что ты станешь делать, когда я взломаю шифр? Не безопаснее ли сжечь этот листок прямо сейчас?

– Нет! – Она вскочила, чтобы выхватить у Клейтона листок. – Ведь Малышка лишь один из возможных взломщиков шифра. У графа есть и другие копии этого документа, а также – другие специалисты. Так или иначе, но он все равно прочитает его.

– Поэтому тебе нужен я?

Глаза Клейтона метали молнии, но она понятия не имела, чем это вызвано. Да и хватит с нее непонятных намеков.

Она снова кивнула:

– Да. Я уже сказала об этом.

– А к кому ты пойдешь, когда я взломаю шифр?

Только теперь Оливия наконец поняла, в чем дело. Но неужели он действительно… Какая глупость!.. Не может же он думать… Нет, пожалуй, может.

– Ты считаешь, что я работаю на Аршуна? И мне поручено заманить тебя в ловушку, чтобы ты взломал шифр?

– Да, так получается.

Пощечина прозвучала оглушительно громко. Руку ее пронзило болью, но Оливии было на это плевать. Она должна была стереть мрачную уверенность с его наглой физиономии.

Заметив отчетливый отпечаток ладони на щеке Клейтона, Оливия почувствовала некоторое удовлетворение и спокойно проговорила:

– Они похитили меня, потому что ты привел их ко мне. Да, именно ты. Они решили, что я Малышка. Она из твоей компании, разве не так? – Неужели он даже не подумал о том, что ей, Оливии, пришлось пережить за последние две недели?

– Тогда почему ты невредима?

Да, очевидно, он не думал об этом.

– Невредима?… Разве не к моему горлу Аршун сегодня приставлял нож? – Она сбросила тулуп и плащ, продемонстрировав порез на шее и запекшуюся кровь. Потом показала руки, покрытые синяками и царапинами. – Две недели меня держали на судне связанной!

Оливия подняла с пола тулуп и надела его, оставив его плащ на полу. Пусть лучше она замерзнет до смерти, чем прикоснется к его одежде.

Клейтон не сводил с нее тяжелого взгляда. Если она надеялась, что ее гневная тирада заставит его раскаяться, то она жестоко просчиталась.

– Все твои раны – поверхностные, – ответил Клейтон.

– А может, ты считаешь, что я нанесла их себе сама?

– Я видел и такое. – Он с невозмутимым видом пожал плечами.

– Наверное, ты бы предпочел найти меня при смерти.

Клейтон снова пожал плечами.

– Во всяком случае, я был бы не удивился.

Оливия отвернулась к печке, не в силах смотреть на человека, которого когда-то любила.

– Судя по всему, ты считаешь меня слишком умной. Возможно, даже немного провидицей. Ведь я разработала хитроумнейший план на случай, если человек, которого я десять лет считала мертвым, воскреснет и появится в Лондоне.

– Они могли уже давно тебе сообщить, что я жив.

– Но если им нужен был ты, почему они не схватили тебя? Они же знали, где ты. Они следили за тобой.

– Им известно, что меня невозможно заставить работать на них.

– Ты в этом уверен?

Он не ответил и спросил:

– Откуда взялись деньги на новое оборудование для фабрики?

Резкая смена темы на какой-то момент ошеломила Оливию. Но она быстро пришла в себя и, вскинув подбородок, заявила:

– Это тебя не касается.

– Так откуда же?

Оливия молчала. Она не могла сказать правду. Продавая лондонский дом, который должен был стать ее приданым, она нашла в вещах отца пачку банкнот, но поклялась никогда их не использовать. А потом…

В общем, у нее не было выбора. Иным способом она не смогла бы спасти фабрику.

И опять-таки нельзя было утверждать с полной уверенностью, что эти банкноты – те самые. Они могли быть и из любого другого источника, а то, что все они оказались пятидесятифунтовыми… Совпадение?

Деньги, за которые «повесили» Клейтона.

Нет! Она не знала этого наверняка.

– Почему я должна отчитываться перед человеком, который хочет уничтожить фабрику?

– Потому что тогда, возможно, я начну тебе доверять.

– Мне не нужно твое доверие. – Не нужно сейчас. Вообще никогда. Клейтон ведь никогда не поймет причин ее поступков. Ее желания спасти город.

Однако потратить деньги, которые она нашла, – это было нелегкое решение. И сейчас, когда она смотрела на Клейтона, ей хотелось провалиться сквозь землю от чувства неуверенности и вины. А что, если это были именно те деньги?…