— Я знаю об этом. Весь двор смеется над Зерусой под беляком. Ну? И что? Гвидичче — полудохлый род. После смерти Роберта Гвидиче, там остались одни женщины, не знающие, как разделить один замок в Финляндском регионе. В повестке Совета Магнаров обсуждение лишения этой семьи аристократского статуса.

— Патрик, не все так просто, ты же знаешь.

Патрик пускает особо крупное кольцо чуть правее Элис.

— Да, знаю, — улыбается он. — Прости, Элис. Я давлю на тебя?

Девушка мнется, но сразу же берет себя в руки, улыбается в ответ.

— Нет, все хорошо…

— Хорошо, что хорошо. И правда, обычное членство низшего аристократа в клубе уже меняет его статус. Не каждый меня поддержит. Но! — неожиданно гаркает Патрик, и Элис выдыхает. — Я потерял контроль над целым этажом в школе. И мы лишились силачей, моя милая. Из-за этого пса. Влияние моей семьи на силачей распространялось далеко за пределами школы. И сейчас многие семьи смотрят на нас с недоумением. Они не понимают, как мы допустили такую потерю из-за обычного беляка. Еще немного и это недоумение превратится в… слабину моей семьи, понимаешь, милая Элис? Если Эдвайсов можно так легко задеть беляку, то кто еще захочет это сделать, м-м-м? Особенно после того, как этот пес публично налаял на меня.

— Я понимаю, Патрик. Мы делаем, все что можно. От клубного помещения уже ничего не осталось и…

— Это грубо. Сначала вы отправили Стаса попугать пса своими мускулами, разбив, простите, окно. Потом, еще раз простите, нагадили, как свиньи в клубном помещение. Сорвали дверь с петель. Милая моя Элис, вы вообще нормальные? Может вы еще начнете избивать членов этого кружка, чтобы меня воспринимали коллеги не аристократом, а обычным гопником, не умеющим решать вопросы дипломатично? — Патрик глубоко втягивает в себя дым из электронной золотой трубки. — А-а, точно. Вы же уже это сделали. Измазали девчонку краской и чуть не убили прямо посреди дня.

Патрик наконец смотрит на Элис. Исподлобья. Прямо ей в глаза. Та сжимает зубы, чтобы не выдавать дрожи губ:

— Я тебя поняла, правда. Мы уже решали так проблемы и… раньше получалось.

Теперь улыбка Патрика похожа на оскал.

— Раньше? Ты правда посчитала, что сейчас так же, как раньше? Девочка моя, ты даже не представляешь, как разочаровала меня. Если ты мои проблемы решаешь так же, как когда-то с клубом любителей видеоигр, то… видимо мне нужна другая помощница.

— Патрик, не…

— Замолчи.

Патрик Эдвайс встает. Он прямой, гордый и невозмутимый. Несмотря на свое недовольство, он не позволяет эмоциям овладеть собой. Хотя иногда ему хочется материться, как обычной челяди.

— Вот твое последнее задание. После него я приму решение, что с тобой сделать. Отправь крысу в кружок пса. Желательно не одну. Пусть они докладывают вам все, что там происходит. В течение этой недели они должны саботировать кружок. Как? Нет, моя милая, не смотри на меня так. Если я еще и тут должен за тебя думать, то зачем ты мне вообще нужна? Мне все равно, что вы сделаете. Докажете, что пес, якобы занимается нелегальной деятельность. Например, продает наркотики. Занимается продажей очков влияния. Насилует котиков. Повторяю, мне все равно, ясно? Главное условие — все должны понимать, что за всеми блохами шелудивого пса стоит Патрик Эдвайс. Это твой последний шанс, моя милая Элис. Если ты не справишься, я займусь этим делом лично, а тебя заменю. Всё ясно?

Патрик теперь рассматривает Элис вульгарнее, чем это требует этикет. Девушка стоит, как изваяние. Даже не дышит. Но именно этим она себя и выдает. Сжатые кулаки с черными ногтями и рядами драгоценных колец, которые она приобрела на жалование, полученное от Патрика. А ведь она не аристократка. Ее семья — лишь хрупкое маленькое звено в великой системе Велтешафт. И она знает, что потеряет, если разочарует того, кто ее в этот клан принял.

— Я поняла тебя, Патрик, — кивает Элис. — Я могу идти?

— Конечно, милая моя.

Элис разворачивается, делает шаг.

— Хотя…

Она вздрагивает.

— Будет неправильно отпустить тебя без наказаний. Пожалуйста, подойди ко мне.

Элис не сразу слушается.

— Элис? — добавляет Патрик многозначительных ноток в голос и садится на свой трон. — Повернись, милая моя. Не первый же раз.

Она подчиняется. Патрик движением кисти руки показывает ей, что нужно делать. Элис расстёгивает пуговичку на кожаных, обтянутых штанах. Ее лицо бледное, а губы поджаты. Ей не сразу получается стянуть с широких бедер такие узкие штаны, пришлось ими повертеть. Но наконец они спадают на пол, она неуверенно подходит к своему… хозяину, ложится животом ему на колени.

Шлепок такой сильный и звонкий, что Элис выдыхает в полустоне, смешанным с криком. Патрик чувствует всем естеством ее боль. Его тело реагирует на это выплеском тестостерона в кровь…

Сижу, улыбаюсь. Рассматриваю статуэтку Будды на директорском столе. Нет, правда. Давно я так искренне не улыбался абсурдности происходящего. И Будда тут не при чем. Важнее эта беловолосая леди с лицом моей матери и почему-то называющая себя директором.

Смотрю по правое плечо «матери». Моя милаха «сестренка» стоит, как изваяние. Если бы не вздымающая грудь, то я бы посчитал ее набитым чучелом ребенка во взрослой одежде, как у «матери». Юбка только чуть ниже колен. Носик-курносик, да зализанные в пучок волосы. Слишком строгая внешность для ребенка. Ни тебе бантов, ни игрушек…

Она под контролем. И мне ее жаль. Детей мне часто жаль. Магистр всегда говорил, что дети — чистый лист, на которых взрослые пишут историю их жизни.

Перевожу взгляд на самозванку. Вот и как мне ее теперь называть? Ладно, поддамся инстинктам прошлого носителя, буду звать ее в своей голове «самозванкой». Как-то с директором она у меня не ассоциируется.

Из секундных размышлений меня выбивают звуки цоканья ноготков о директорский стол. Самозванка спрашивает сухим, безразличным голосом:

— Что я подарила тебе в семь лет, когда ты пошел в первый класс, Константин?

Этого следовало ожидать. Карты раскрыты. И нам больше нет нужды играть в них:

— Не помню. После пробуждения всё как в тумане, — наигранно потираю лоб.

Врать, так до конца. Нельзя говорить, что я трёхсотлетний Альв из другого мира с кучей познаний о совершенно иной магии.

Ноготки матери отбивают ритм по столу, но глаза ее выглядят мертвыми. Она мне не верит.

Думаю на пределе своих возможностей.

Как ни крути, но даже я не ожидал на месте директора увидеть этого человека. Да я с большей вероятностью посадил бы на это место Вадима Тернова или Севу, нежели её. Да уж. Не могу представить, на что она пошла ради того, чтобы прикинуться моей матерью… И самое главное, зачем?