Поскольку Оливер юрист, мы обсуждаем, как в Китае меняется эта профессия. Местное право очень отличается от иностранного, а старые и новые законы сплетаются в сложную паутину.

– Грядут перемены, – рассуждает Оливер. – Я вижу, что все больше и больше китайских юридических фирм стремятся к сотрудничеству с международными компаниями. Профессионалы консолидируются, мы постоянно слышим объявления о слияниях. По мере того как китайский бизнес все активнее смотрит за пределы страны, а зарубежный – расширяется в Китае, возможности для развития будут только нарастать. К примеру, моя фирма уже работает с Казахстаном, другими соседями и странами из Ассоциации государств Юго-Восточной Азии.

Ряд наук – в частности, юриспруденция и финансы – начали развиваться в стране относительно недавно, с 1970-х годов, когда перемены в правительстве и переход экономики на рыночные рельсы привели к резкому сокращению существовавших прежде по всей стране департаментов и возникновению множества фирм. Старая манера – нанимать на работу друзей, опираясь на проверенный временем принцип гуанси (личных отношений), – тоже меняется. Она ни в коем случае не исчезла, однако новое поколение юристов, бухгалтеров и налоговиков налаживает новые связи, ориентируясь на качество работы и репутацию на рынке, а не только на отношения и личное знакомство.

– Клиенты тоже меняются, – говорит Оливер. – Они обращают внимание на достижения компании и ваши личные успехи, а не только на знакомство вашего босса с их боссом.

В том, как этот высококвалифицированный профессионал обсуждает со мной семью, бизнес и Пекин, я чувствую явный дух перемен – в его манере говорить, в выборе слов. В них ощущается энтузиазм, оптимизм, готовность принять трудности и особенности бурного прошлого страны и двигаться дальше.

– Я действительно с оптимизмом смотрю в будущее Китая и хочу, чтобы мои дочери были его частью. Я сам хочу быть его частью. Здесь все меняется так быстро, открывается столько возможностей. Я знаю, что должен быть своего рода новатором, потому что первые всегда получают долгосрочное преимущество. Западу надо понять, что мы не собираемся ждать, пока все получится сделать на сто процентов правильно с первого раза. Мы будем пытаться и, возможно, терпеть неудачи, но сами эти неудачи подстегнут и меня, и мою страну к великим достижениям.

Юань Жуймин – сдержанная элегантная дама. Она родилась в 1952 году и выглядит прекрасно для своих лет, но в ее глазах видна боль женщины, которая многое пережила и стала тем, кто она есть, именно благодаря этому опыту. Жуймин не говорит по-английски, и ее сын Оливер Чжан, с которым вы уже знакомы по предыдущей главе, выступает в роли уважительного и терпеливого переводчика.

– Мой дед был родом из городка Цзяшань в провинции Чжэцзян. Он работал бухгалтером. Бабушка родилась в городке Шаосин неподалеку. Она была домохозяйкой, воспитывала отца… – госпожа Жуймин прерывает рассказ. – Это именно то, о чем вы хотите услышать?

– Конечно, – отвечаю я.

Она ищет подтверждение в моих глазах. Может быть, боится меня утомить или не хочет рассказывать чересчур много?

– Где вы росли? – спрашиваю я.

– В Ханчжоу. В те дни это был небольшой исторический город, тихий, не как сейчас. Сегодня это центр международного туризма. Мы жили недалеко от железной дороги. Тогда наша станция была обшарпанной, а теперь Восточный вокзал Ханчжоу – крупнейший в Азии. Наш дом снесли, чтобы построить Вест-Лейк-авеню. Столько всего переменилось. Я даже мечтать никогда не могла о таком масштабе перемен. Все случилось очень быстро.

Как и большинство представителей ее поколения, Жуймин пережила и увидела больше, чем кто бы то ни было до них. Ее история – это история роста экономической мощи Китая.

– В Китае произошли огромные перемены всего за 30 лет, и этим надо гордиться. На Западе такого не было никогда, – в ее тихом голосе не слышно гордости. Она просто излагает факты.

Жуймин училась в Ханчжоу в начальной школе, которая существует до сих пор. После шести классов она перешла в старшую школу. Через полгода началась Культурная революция.

– Это был 1966 год. Школа закрылась. Мне было всего 14 лет, я должна была получить аттестат в 1968 году, но это оказалось невозможным. Мы все должны были отправиться в сельские районы и помогать крестьянам. Выбора не было.

Ее слова звучат ровно, они точны и бесстрастны. Жуймин послали в небольшую деревню Цзяньшань. Она очень хорошо помнит, как это было.

– Всего несколько моих соседей-ровесников поехали туда же, куда и я, но в той деревне я и вовсе оказалась одна. Когда занятия прекратились, всех школьников собрали в местном комитете. Нас зарегистрировали и распределили по разным местам. Все произошло довольно быстро. Помню, я подумала: ничего себе! Что же творится? Я чувствовала, что потеряла четыре года. Много плакала. Золотые девчоночьи годы прошли впустую.

Она говорит со мной, не отводя глаз. Прерывает рассказ, когда я записываю, и возобновляет по моему кивку. Ее взгляд задумчив и добр. Ей хочется рассказать свою историю. Пусть это время пережили миллионы – для нее оно остается уникальным личным опытом. Это ее жизнь. И она хочет, чтобы я услышал об этой жизни из первых уст и понял ее. Несмотря на то, что воспоминания о тех годах явно причиняют ей боль, рассказ Жуймин исполнен целеустремленности и достоинства.

– Даже крестьяне спрашивали, почему мы там оказались и зачем правительство так поступило. Я одевалась как крестьянка, ела, спала и работала как крестьянка. Я стала крестьянкой. Когда наступил государственный праздник – Китайский Новый год, – помню, меня послали в горы валить лес. В этот особенный день, когда семьи собираются вместе, я была на какой-то безымянной горе в сотнях километров от людей, которых любила. Я очень тосковала по дому.

Она улыбается. В ее голосе и словах чувствуется тепло и нет никакой злости или негодования. Она смирилась со своим давним прошлым, но сохранила яркие воспоминания.

– Телефонов тогда не было. Мы могли только писать письма. Сначала мне удавалось писать по письму раз в 20 дней. Потом я привыкла и писала уже где-то раз в месяц. Спустя четыре года линия правительства изменилась. Единственному ребенку в семье теперь разрешалось вернуться и работать на фабрике в Ханчжоу, чтобы позаботиться о родителях, – то есть мне позволили уехать назад. За четыре года, пока меня не было, в Ханчжоу кое-что изменилось, но незначительно. Меня отправили работать швеей на местную фабрику одежды. Она находилась всего в 25 минутах пешком от дома. Хотя я должна была работать по восемь часов в день, по сравнению с деревней это был рай. И я научилась шить одежду.

Жуймин оживляется, в ее голосе больше радости – очевидно, этот период был гораздо лучше предыдущего. На фабрике она встретилась с будущим мужем.