Этой лавине противостояла хрупкая стена совершенно вымотанных мужчин, которые находились в смертельной опасности. Численность эсэсовцев стремительно сокращалась ежедневно и даже ежеминутно. Бои за каждый дом отличало особое упорство, и каждый солдат сражался до конца. Легкораненые покидали строй, только чтобы перевязать раны в ближайшем перевязочном пункте, и незамедлительно возвращались на боевые позиции. Каждый, кто до сих пор был в силах стоять на ногах и держать в руках оружие, сражался с такой яростью, какой я никогда прежде не видел.

И все-таки наша боевая мощь неотвратимо слабела. Погибших становилось все больше, я видел окровавленные изуродованные тела тех, кто уже не вернется в бой, а подкрепление все не появлялось. Остался лишь поредевший строй закаленных в бою ветеранов. Они были голодны, смертельно устали, небриты, истекали кровью, у многих были перевязаны руки и головы, их кожа была черной от копоти и сажи, одежда испачкана, сплошь покрыта известкой и изорвана. Они чувствовали, что слабеют, но по-прежнему упрямо цеплялись за свое оружие и стреляли, стреляли, стреляли, нанося наступающему врагу ужасные потери. Но силы русских казались неистощимыми.

После трех дней жестоких боев за каждый дом 20 марта наконец поступил приказ отступать по мосту за Одер. Положение стало слишком опасным. Командование Красной Армии перебросило с юга крупные силы и начало наступление вдоль берега Одера, чтобы добраться до моста и таким образом поймать нас на плацдарме, как мышей в клетке. Во второй половине дня, когда мы получили приказ от командования, нам удалось продвинуться на расстояние всего около 300 метров до улицы, которая выходила на мост, наш единственный путь назад. Благодаря сверхчеловеческим усилиям остаткам нашей дивизии удалось остановить продвижение врага на несколько часов, и вечером мы возобновили отступление. К тому времени большевики сумели сосредоточить огонь своих противотанковых орудий на этой важнейшей улице.

Это стало настоящей игрой с огнем, потому что их наблюдатели видели искры из выхлопных труб наших бронетранспортеров, когда те с грохотом на полной скорости мчались в сторону моста. На эти искры они направляли свои орудия. Для личного состава бросок через опасную зону и по мосту вплоть до остановки на безопасном берегу в Штеттине превращался в минуты невероятного напряжения. Однако все прошло относительно успешно, и мост не был взорван, пока его не пересекли последние из наших солдат.

Плацдарм у Штеттина был участком немецкой земли, щедро политым кровью, солдаты лучших дивизий германских вооруженных сил, не зная страха, отчаянно защищали свою страну от безумного напора целых армий врага. И все же победа была на их стороне. Плацдарма больше не было, и там, где еще недавно кипел бой, теперь лежали тысячи мертвых русских солдат.

Сюда было отправлено множество элитных сталинских дивизий, которые пали под безжалостным огнем защищавших свою землю истощенных, оборванных и грязных, но стойких солдат в форме фельдграу. В этот ревущий и пылающий ад, вырвавшийся на землю, были брошены многие и многие смелые сыновья фермеров и рабочих, молодые студенты, словом, молодежь из всех слоев общества, и это дорого обошлось врагу. Может быть, эта битва против жестокого и беспощадного гиганта Востока станет последней? Возможно, грядут те самые «Сумерки Богов», о которых рассказывали скандинавские мифы? Наступательный порыв русских иссяк, штурмовых дивизий больше не существовало, и, чтобы собрать новые силы, им потребовалось бы немало времени.

На несколько недель на фронте у Штеттина установилось относительное затишье. Те, кто пересек Одер и выжил, буквально в последнюю минуту вырвавшись из лап смерти, оказались в относительной безопасности на другом берегу реки. Суждено ли нам повторить отступление наполеоновской армии после битвы при Березине, пусть даже пока наше положение не было столь катастрофическим? Если бы мы располагали хотя бы половиной ресурсов противника, половиной его танков и артиллерии или хотя бы половиной его воздушной армады.

На несколько дней, проведенных на отдыхе, мы могли забыть о необходимости остановить новые вражеские орды. Они грозили нам уничтожением целой культуры, трудов целых поколений и превращением людей в рабов. Из бесформенной серой массы мы со временем превратились в хорошо отдохнувших боевых товарищей. Перед нами простиралась земля, которая всего несколько лет назад питала надежды на коренные преобразования, на поступательное развитие. Эти надежды родились и были взращены редкой в наше время гармонией, царившей здесь между представителями разных национальностей. Германия была страной, которая, пройдя через многие страдания, смотрела на мир через призму возрожденного юношеского энтузиазма и силы воли. Она смогла бы пробудить угасающую часть мира, привести ее к процветанию. Только Германия могла стимулировать возрождение образованности и культуры, появление трудолюбивых ремесленников и специалистов, которые на многие века обеспечили бы человечество свежими идеями и желанием двигаться вперед.

Но сейчас эта самая страна лежала в руинах. Западные союзники Сталина шли вперед, творя такие страшные дела, которые превосходили самые ужасные фантазии творцов скандинавских мифов. Безжалостный дождь зажигательных и фугасных бомб сносил с лица земли целые города, современные промышленные, торговые и жилые районы лежали в развалинах. Их идиллические старинные улочки, домики из дерева и кирпича с остроконечными крышами, возраст которых насчитывал не одну сотню лет, были превращены в пыль.

Каждую ночь беззащитные, охваченные паникой женщины, дети и старики погибали в горящем мареве огненных дождей, задыхаясь в огненных штормах. Миллионы выживших стали бездомными и были вынуждены променять пылающий, окутанный дымом ад родных городов на скитания и бесконечные странствия по военным дорогам. Этот мрак и хаос разлучали детей и матерей, жен и мужей. И даже если закончится это безумие, им уже не найти друг друга. Тем, кто остался жить в разрушенных, опустошенных городах, будто бы пришлось вернуться на много сотен лет назад. Они стали современными первобытными людьми, живущими в пещерах и подвалах. Но, несмотря на это, люди все еще сохраняли силу духа, зная, что еще очень много лет им не представится повода для радости. Они не хотели, да и не могли оставить надежду на то, что после десятков лет упадка и унижения они все же добьются права жить свободно, как другие нации.

Наш Panzer Aufklarungs Abteilung , или разведывательный батальон дивизии «Нордланд», понес значительные потери. Во второй раз за последние шесть недель мы проезжали через Штеттин, но уже в западном направлении. За время войны английская и американская авиация обрушила на этот город сотни бомб, и теперь русская артиллерия довершала ее работу, уничтожая то, что еще осталось от города после сильнейших налетов воздушных армад. На улицах теперь редко можно было увидеть гражданских, зато повсюду было множество солдат. В городе вовсю шли приготовления к новому бою с Красной Армией, готовившей штурм. В парках были подготовлены артиллерийские позиции, на улицах вырыты окопы. На перекрестках стояли тяжелые грузовики, которые в нужный момент могли послужить баррикадами. В землю были вкопаны штурмовые орудия, реактивные и обычные минометы заняли свои места в развалинах. Над городом плыло облако густого черно-желтого дыма от горящего Альтдамма. Но теперь горел и Штеттин, причем огонь захватывал все новые и новые кварталы.