— Так, так, — уверял дед приказчика, — в городе я большую книжку про сломов прочитал. Правда, давно это было. В той книжке про всяких диковинных зверей написано, — ни капельки не смущаясь, врал Лявон.

Петро не стал оспаривать слова насчет чтения книжек, да ещё и больших. Он просто заметил, что в речах Лявона всегда можно найти зерно истины. Пусть оно и страдает в облачении всевозможных фантазий, но суть остаётся верной. Взять хотя бы этих слонов. Ну и что, что Лявон немного не так их называет. Но они ведь существуют! И живут в тёплых краях, и ростом они почти с хату, и клыки огромные есть. Всё это Прасковья Федоровна сама подтвердила. Так что не так прост этот дед Лявон. Может просто надо уметь его слушать и научиться выбирать зёрна из плевел.

— Да-а-а, Лявон, повезло тебе, что немного свету повидал.

— Я гляжу, Кузьмич, грызет тебя тревога какая-то, — неожиданно и уже совсем серьёзным тоном произнёс дед Лявон. — Ежели не секрет, поделись. В таких случаях выговориться надо, душевный груз разделить с кем-то. Авось и полегчает.

Петро даже приостановился. Ему самому уже давно хотелось кому-нибудь всё рассказать, совета спросить. Но пока не решался. А тут раз — и твои помыслы и страхи кто-то читает, как «Отче наш». Ну, старик! Ну, удивил!

— Послушай, дед… а пошли-ка ко мне. По шкалику выпьем, грибочками солёными закусим, — неожиданно даже для себя, предложил Петро.

Тут уж и дед Лявон от такого неожиданного предложения чрезмерно удивился. Сам приказчик в гости к себе звал! Дед принадлежал к тому типу людей, для которых такие предложения дважды повторять не надобно.

— Хм. А чего ж не пойти? Пошли, коли не шутишь! — с радостью согласился Лявон.

Солёные огурцы и грузди были отменной закуской. Выпитая горелка приятно согревала нутро. При свете чадившего каганца[13]и зажженной лучины Марфа и Марылька внимательно поглядывали на Петра, стараясь понять, что происходит. Такого ещё никогда не было, чтобы панский приказчик привёл домой и вместе пил горелку с каким-то баламутом, самым нищим и непутёвым мужиком на селе.

А хозяин тем временем, выпив с гостем ещё по чарке, вдруг спросил у Лявона:

— Вот скажи мне, дед… Ты прожил уже немало, кое-где побывал, кое-чего повидал… А не приходилось ли тебе видеть или слышать о такой живности, чтоб по небу летала как птица, а на ногах вместо лап росли копыта… ну, точь-в-точь как у козы.

— Ха! А чего ж не слыхал! И слыхал, и встречал! — бодро с готовностью ответил дед Лявон, довольный угощением. Он теперь на любой вопрос отвечал бы только утвердительно.

Через несколько мгновений в изворотливом на выдумки мозгу Лявона уже были готовы несколько вариантов ответа. И он выбрал самый, на его взгляд, захватывающий и сулящий непременной просьбы хозяев продолжить эту тему, ответ.

Все домочадцы, услышав концовку беседы и затаив дыхание, напряженно ожидали, что скажет гость. А подвыпившему Лявону главным было заинтриговать хозяев, чтобы подольше задержаться в тёплой избе, да ещё и за столом. Сделав таинственно-испуганную мину на лице и, словно собираясь с духом, он подался вперёд и громким шёпотом выдохнул:

— Ведьма!

Сам Лявон о ведьмах, конечно же, много всякого слышал, для Полесья это не такая уж редкость. А вот чтобы воочию увидеть или повстречать летающую или ползающую нечисть, да ещё и с копытами вместо ног — не приходилось. Но хитрый дед живо заметил, что его задумка сработала.

Петро застыл как громом поражённый, щёки его побледнели; вскрикнула испуганно Марфа, уронив на пол веретено, которое держала лишь для того, чтобы занять руки; вздрогнула и Марыля, затаив дыхание. Лишь малые дети продолжали беззаботно дурачиться за печкой. На их долю ещё хватит всяких волнений и невзгод. Всё впереди…

Чтобы произвести ещё большее впечатление на испуганно застывших хозяев, Лявон решил дальше развивать удачно выбранную тему:

— Ведьма, ведьма, — словно убеждая в правдивости своих слов, таинственно повторил он. — А ещё я знаю точно, што пришлая старуха тоже якшается с нечистым, а посему — тоже ведьма. И живёт у черта на куличках, як и полагается ведьме. А сколько за последнее время бед сотворилось? Раньше такого не бывало. Вон у Архипа малец по льду игрался, да и ногу сломал. Он который уж год с детьми на реке зимой играется — и ничего. А чего тогда вдруг беда приключилась? А оттого, што Архип перед этим ехал от кума, добра выпивши, да чуть не придавил Химу конём. Думал, баба наша деревенская перед ним — спьяну-то не разобрался! Объехал Химу, да ещё и оттолкнул её в снег. У нашего мужика на такое всегда геройства хватает. Вот и поплатился детским увечьем… Во какие, брат, дела!

Дед Лявон сумел в трёх словах намешать правды с домыслами и, приукрасив рассказ своими умозаключениями, замолчал с чувством исполненного долга. Затем он важно обвёл всех взглядом и, удовлетворившись произведённым на слушателей эффектом, заслуженно потянулся к налитой чарке.

Петро предполагал такой ответ, но в глубине души всё же надеялся, что Лявон расскажет о каком-нибудь неведомом существе, в которое он с радостью бы поверил. Но слова деда Лявона лишь подтвердили его страшную догадку. Ответ старика, словно ножом полоснул Петра по сердцу. Оно бешено забилось в предчувствии перемен к худшему. Приказчик уже и сам твёрдо догадывался, чьи это козни и за что. А ведь было за что…

Старуха Серафима появилась в окрестностях Черемшиц года полтора назад. Откуда она пришла и кто она такая, никто толком сказать не мог. А поселилась пришлая старуха в заброшенной охотничьей избушке, которая стояла в глухомани, как раз на меже панских и казенных угодий. Избушка была давняя, порядком обветшавшая, и никто на неё не претендовал. Вот в это, затерянное среди лесов и болот примитивное жилище и забросила судьба странную пожилую женщину.

Впервые люди начали замечать незнакомую старуху в середине лета, когда выходили работать на дальние наделы. Некоторые видели её, когда заготавливали дрова и хворост в лесу. Чаще других рассказывали о странной отшельнице пастухи. Они не раз наблюдали, как Серафима, не обращая ни на кого внимания, собирала всякие травы, коренья, цветы и прочую растительность.

Но впервые люди заговорили с этой старухой во время второго сенокоса. А случилось так, что один из косцов — совсем ещё мальчишка, впервые вставший в ряд мужиков-косцов, — сильно поранился. Стараясь идти в ритме с мужиками, его ещё неокрепшие руки изрядно устали, и при очередном отменташивании[14]косы парнишка не рассчитал и основательно располосовал себе кисть. Рана оказалась глубокой и сильно кровоточащей. Перепуганные мужики суетились вокруг подростка и советовали остановить кровотечение каждый по-своему. Но лучше дедовского способа, как помочиться на рану и просто её перевязать, никто ничего предложить не мог, да и не знал. Пока одни толпились возле паренька, а другие в спешке запрягали лошадь, чтобы скорее отправить его в село, никто и не заметил, как среди этой суматохи появилась пришлая старуха. Все вдруг притихли и молча уставились на неё.