— Они идут теперь с другой стороны. Их тут десятка полтора. Что делать? — посмотрел на меня Тапперт.

— Давайте за мной. Ты, Хенке, как я погляжу, в отличной форме, поэтому собери все оставшиеся гранаты. Будешь замыкающим и прикрывающим.

— Гранат больше нет.

— У меня в ранце немного взрывчатки. Я могу обрушить свод, — появился Грубер, держась за наспех перевязанную руку.

Через пару минут, под руководством Грубера, мы с Хенке заминировали свод у выхода из туннеля, а еще через минуту взрыв намертво запечатал его рухнувшей породой. В течение этой минуты я успел обыскать пару вражеских трупов, но не нашел ничего, что проливало бы свет на происхождение этой опасной группы тренированных бойцов, неожиданно возникших у нас в тылу. Оружие у них было немецкое, а ярлыки на комбинезонах срезаны. Клейма на бронированных масках и жилетах отсутствовали. Сорвав одну из таких масок с лица мертвого чужака, я хотел сунуть ее в свой ранец, но, увидев длинную трещину от удара пули, отбросил в сторону.

Теперь, после взрыва туннеля, мы могли идти только в одном направлении — к «Залу Мертвого Тела», как я мысленно обозвал его. Обработав Майеру и Груберу раны, мы вкололи им болеутоляющее и зашагали по коридору. Хорошо, что Тапперт чувствовал себя уже довольно сносно — одной «головной болью» было меньше. Дойдя до первого, большого зала, мы рухнули как подкошенные. Усталость начинала брать свое. Даже обычно любопытный Хенке не проявлял интереса к необычности места, в котором мы находились. Я тоже почувствовал усталость, но, собрав остатки сил в кулак, наскоро сделал и раздал бутерброды, а потом осмотрел раненых. К счастью, раны Майера и Грубера оказались менее серьезны, чем я ожидал. Несмотря на сильный ожог левой стороны лица и шеи, глаза и органы дыхания Майера не пострадали. При правильной обработке рана скоро начнет затягиваться, но лицо, конечно, будет обезображено. Что касается Грубера, то вражеская пуля всего лишь прошила мышцы плеча правой руки, хотя крови было потеряно много и Курт сидел белый словно бумага. Сменив повязки товарищам, я обнаружил, что все спят. Майер и Грубер заснули прямо с бутербродами в руках. Взяв автомат Майера и присев на пол, я прислонился к гладкой стене так, чтобы видеть длинный прямой коридор, по которому мы пришли и откуда, хотя и с малой долей вероятности, мог появиться противник. Стрелки на часах стояли.

«Что дальше?» — спросил я себя, уже находясь в полудреме. Ощутив, что мозг обволакивает сон, а голова свешивается на грудь, я мысленно заорал на себя: «Встать, не время спать! Пока мы в лабиринте — мы в опасности. Встать! Надо выбираться».

Медленно, опираясь спиной о стену, я поднялся на ноги. Плеснув в лицо водой из фляги, осмотрелся. В зале было три двери. Одна из них вела к Монаху, что за остальными — неизвестно. Я вспомнил про амфетамины и сухой паек, оставленные в ранце на скале. Растормошив Хенке и оставив его в качестве часового, я направился к Монаху. Когда я снова оказался на вершине горы, то обнаружил, что почти ничего не изменилось. Также светила полная луна, а горные пики вокруг подавляли своим величием. Коленопреклоненный Гауссер также смотрел в снег, а ранец лежал на валуне. Вот только странного незнакомца нигде не было. Я спустился к валуну и закинул за плечи свой ранец. Порыв ледяного ветра заставил меня задуматься о том, какую цену придется заплатить, чтобы спуститься в долину. Рядом с обледеневшим Гауссером я замедлил шаг. Оглядевшись, я увидел в скалах неподалеку небольшую нишу. Стараясь не обращать внимания на колючий холод, я перетащил в нее тело солдата и заложил его камнями. Постояв немного над могилой, я двинулся в обратный путь.

Проходя обратно через «Зал Мертвого Тела», я все же снова подошел к саркофагу. Положив руку на плиту, я вдруг ощутил такую глубокую грусть, будто в этом саркофаге находился мой хозяин, а я был его верным псом, тоскующим по хозяйской руке. Отдернув ладонь, я заспешил к товарищам. Собачьи ощущения не пришлись мне по нраву.

В большом зале все спали, в том числе и Хенке. Коридор, за которым он должен наблюдать, был чист, и я не стал будить лейтенанта, а решил посмотреть, что за следующей дверью. Повинуясь движению моей руки, створки поползли в стороны. За ними ничего особого я не увидел. Небольшое помещение — не зал, а большая квадратная комната. На каждой стене стилизованное, легкозапоминаемое изображение какого-то животного — птица, обезьяна, паук. Существо, изображенное на стене напротив, было мне незнакомо. У всех изображений была общая особенность. Каждое из них соприкасалось с соседними во всех четырех углах. Я поднял голову — на потолке изображение человеческой фигуры с раскинутыми руками и расправленными за спиной крыльями. Я видел похожий рисунок Леонардо да Винчи в одной из многочисленных книг отцовской библиотеки. На мгновение мне даже показалось, что я нахожусь в доме отца в пригороде Берлина. Устало я сел на пол и закрыл глаза.

Я вспомнил этот дом — старый и крепкий, посреди небольшого, но густого сада. Терпкий запах пышной листвы проникал сквозь открытое окно библиотеки. Медленно провожу пальцами по корешкам переплетов фолиантов на полке и с удовольствием ощущаю их ребристое тиснение. Не глядя, на ощупь, я узнаю каждую книгу. Я помню их цвет, их шрифт, каждую пометку на полях. Я мысленно здороваюсь с ними и подхожу к отцовскому столу. Там всегда лежала какая-нибудь книга — старая, пахнущая восковыми свечами, или новая, со сладким ароматом свежей типографской краски. Я сажусь в кресло и перелистываю страницы. Нахожу закладку и аккуратно провожу по странице ладонью, разглаживая ее. Кресло подо мной тихо скрипнуло. В левой руке что-то мешается, и я кладу этот предмет на стол рядом с собой. Это девятимиллиметровый пистолет-пулемет «МП-40». Я вскакиваю из-за стола. На мне военная форма, забрызганная кровью. В окно медленно влетает полосатая оса и лениво садится на ствол автомата Майера. Видимо, все происходящее — сон. Я закрываю книгу и смотрю на обложку — Чарльз Форт, «Книга проклятых», год издания — 1919-й. В 1930 году именно Чарльз Форт — английский исследователь необычных явлений и фактов — придумал термин «телепортация», взяв за основу греческое слово «tele» — «далеко» и английское «por-tage» — «перенос». Под этим термином он подразумевал мгновенное и невидимое перемещение тела в пространстве, а возможно, и во времени. Этот термин он ввел под влиянием изучения свидетельств необъяснимых перемещений в пространстве, имевших место в известной истории человечества. На столе моего дома я нашел ее летом 1931 года. Мы тогда долго обсуждали с отцом эту книгу, прогуливаясь по саду теплым июньским вечером. Вспоминая об этом, я выглянул в окно. В дальнем конце сада я увидел высокого, немного грузноватого мужчину, медленно идущего по одной из ухоженных тропинок, заложив руки за спину. Это был отец, которого я не спутаю ни с одним человеком в мире. А рядом с ним, так же медленно, но с руками в карманах, вышагивал стройный и плечистый молодой человек с непокрытой головой. Это был я, только одиннадцать лет назад. Я отпрянул от окна, настолько реалистично выглядело все происходящее вокруг. Ошеломленный, я на несколько секунд зажмурил глаза. Но когда я снова их открыл, все оставалось на своих местах. Плюхнувшись в кресло и схватив автомат, я снова зажмурился и сосредоточился на комнате в лабиринте. Я в подробностях вспомнил изображения животных на стенах, человека на потолке. Мысленно я соединил изображения по углам. Но тут я понял, что не помню, что было изображено на полу. Я решил вспомнить тот момент, когда входил в таинственное помещение. Вот створки мягко плывут в стороны, и я делаю шаг в слабо, но равномерно освещенную теплым желтоватым светом комнату. Я вспоминаю одновременно охватившие меня страх и любопытство. Медленно я выхожу на середину комнаты, внимательно рассматривая все вокруг. И в этот момент в памяти всплывает: цвет пола черный, а в центре, на фоне серебряного диска, распласталась пауком золотая свастика, закрученная влево.