Не менее ожесточенной была борьба за те немногие места, которые имелись в новом внутреннем святилище. Если при дворе работали сотни людей, то персонал личных покоев состоял из шести придворных во главе с грумом королевского стула. Выбирая их, Генрих руководствовался не рангом или статусом, но тем, будут ли они «наилучшим образом соответствовать требованиям короля». Главным среди них был хранитель королевского стула Хью Денис, дворянин из Глостершира, женатый на представительнице влиятельного семейства Рос (или Роос), которое имело самые тесные связи с Ланкастерами. Денис родился примерно в 1440 году и являлся одним из самых зрелых членов свиты Генриха. Он не раз убедительно доказывал свою верность и преданность.

Самые ранние упоминания об этой должности мы находим в распоряжении по Большому гардеробу от 15 ноября 1497 года. В нем хранителю предписывалось выдать «Хью Денису, хранителю Нашего стула… во-первых, деревянный стул, обитый черным бархатом и отделанный шелком», а также «две оловянных чаши и четыре широких ярда коричневой ткани»[67]. Денис руководил постройкой королевского туалета, отвечал за его поддержание и транспортировку в другие дворцы при необходимости. И, самое главное, он всегда присутствовал, когда король использовал это важное приспособление.

Основные обязанности хранителя королевского стула были изложены в «Книге воспитания» Джона Расселла (ок. 1452), где давались такие инструкции тому, кто будет занимать эту должность:

Современному человеку может показаться странным, что подобная неприглядная должность являлась предметом желаний многих придворных. Но хранитель королевского стула выполнял и ряд других административных обязанностей. Он отвечал за королевские драгоценности и посуду, которой пользовались ежедневно, следил за постельным и обеденным бельем, за мебелью и обстановкой личных покоев короля. Кроме того, он являлся официальным хранителем казны личных покоев, то есть распоряжался финансами королевского двора, и выполнял ряд важных секретарских заданий. Также он исполнял любые обязанности, которые возлагал на него король.

А главное достоинство подобной должности заключалось в том, что он проводил наедине с монархом времени больше, чем любой из придворных. Если он доказывал свою преданность и полезность, то мог стать самым доверенным лицом короля — с ним монарх делился самыми сокровенными своими мыслями. И благодаря этому он обладал сильнейшим влиянием на короля — его влияние было больше, чем у самых высокопоставленных членов королевского совета. То, что он управлял доступом к королю, также наделяло его огромной властью. Он мог помешать своим соперникам или врагам получить аудиенцию, а друзьям и союзникам обеспечивал беспрепятственный доступ, используя время, проведенное наедине с Генрихом, для того, чтобы рекомендовать их наилучшим образом.

Официальные обязанности других грумов личных покоев были связаны с телом короля. Они его одевали и раздевали, мыли, пробовали еду на наличие ядов, прислуживали ему за столом, приносили ему напитки в постель и охраняли сон своего хозяина — спали на матрасах прямо на полу личных покоев. Они были своего рода личными телохранителями, бдительными и неусыпными. Грумы исполняли и более черную работу — мыли, убирали, поддерживали огонь в каминах, посыпали полы свежим камышом, следили за состоянием кроватей. В то же время они должны были уметь играть в карты, петь, играть на музыкальных инструментах, поддерживать живую беседу и всячески развлекать короля. Короче говоря, как указывал один историк: «Из всех приближенных короля они более всего напоминали его друзей»[69].

Шесть грумов и хранитель королевского стула были единственными, кому было дозволено касаться своего царственного хозяина. Поскольку при коронации король был помазан и тем самым освящен, считалось, что королевская власть и харизма может — в буквальном смысле слова — перейти на его личных слуг. И это поднимало их на недосягаемую высоту и позволяло пользоваться высочайшим уважением при дворе.

Среди новых распоряжений выделяется поразительно детальный список инструкций, которые личные слуги короля должны исполнять, чтобы обеспечить монарху спокойный ночной сон. Обычная задача ежевечерней подготовки королевской постели превращалась в настоящий ритуал на несколько часов.

Стремление Генриха VII к уединению наложило реальный отпечаток на распорядок жизни, функции и персонал двора, а престиж службы в личных покоях за время правления Тюдоров поднялся до заоблачных высот. Но как бы Генриху ни нравилось проводить время в уединении, он понимал, что ему нужно поддерживать впечатляющий фасад двора и всего королевства. Династия Тюдоров должна была выглядеть непоколебимой, даже если в действительности положение ее было опасным и хрупким.

В сентябре 1497 года после нескольких неудачных попыток вторжения Уорбек все же высадился на побережье Корнуолла. В Бодмин-Муре он провозгласил себя «Ричардом IV» и с шеститысячной армией двинулся на Эксетер. Взяв город, он двинулся дальше на Тонтен. Генрих послал армию сразиться с корнуольцами. Когда Уорбек узнал, что разведчики короля уже в Гластонбери, он впал в панику и бросил собственную армию. Позже его схватили в аббатстве Болье в Хэмпшире. Хотя Генрих проявил милосердие и, когда Уорбек публично признал себя самозванцем, он даже был принят при дворе, но все равно он оставался для короля неприятным напоминанием о нестабильности своего положения. Когда король-параноик узнал о том, что претендент общался с Эдвардом Плантагенетом во время заключения в Тауэре, он обвинил Уорбека в предательстве и повесил его.

По-видимому, заговор Перкина Уорбека заставил Генриха озаботиться публичной демонстрацией своих царственных качеств. Официальные придворные церемонии и регулярное исцеление золотушных подданных должны были укрепить его величие. А тем временем на зданиях, каретах и ливреях королевских слуг стали появляться династические гербы, утверждающие законность наследования престола.

В октябре 1497-го приехали два итальянских посла в Вудсток в Оксфордшире, где в то время жил король Генрих со свитой. Одним из послов был Лудовико Сфорца, герцог Миланский, а другим — посланник по особым поручениям из Венеции. Увиденное произвело на них глубокое впечатление. Английский король принял их «в небольшом зале, украшенном очень красивыми гобеленами. Король сидел в высоком позолоченном кресле, накрытом золотой парчой». На Генрихе была «богатая мантия фиолетового цвета, расшитая золотой нитью. Воротник украшали драгоценные камни. На шляпе короля красовался крупный бриллиант и прекраснейшая жемчужина».