Теперь оставалось найти выход, это было не просто, даже обладая замечательным светящимся пальчиком. За то время, что Соня провела в тайной комнате, темнота внутри домика сравнялась с темнотой за его пределами, и дыра, через которую она проникла в хижину, слилась с черной стеной.

Девочка двинулась вперед маленькими шажками. Стена. Плотно подогнанные холодные бревна. Ни щели, ни просвета.

Но вот свет магического пальца высветил дыру. Обрадованная Соня подбежала к ней и ясно увидела снаружи силуэты деревьев и беззвездное небо. Вдруг из-за туч выплыла гордая и одинокая луна. Окрестности тут же залило синевато-желтым соком.

Соня положила книгу на край дыры и уцепилась за скользкие доски. Несколько секунд она повисела, словно белье на просушке, и, разжав пальцы, без сил рухнула на сырой пол. За сегодняшний день ей столько пришлось побегать и попрыгать, что наверняка хватило бы на сдачу норматива по физкультуре.

Неужели придется ночевать здесь? Об этом даже подумать было страшно. Посидев на полу и немножко отдышавшись, Соня повторила попытку.

На этот раз, упершись в стену подошвами туфель, извиваясь, как уж, крича от напряжения, она выкарабкалась из ловушки. Сидя в дыре, как в ячейке пчелиных сот, Соня подумала: «Вот когда пожалеешь, что ты не мальчишка. Хотя не всякий мальчишка сюда вскарабкается. И вообще, чем мальчишкой быть, лучше совсем… не быть».

Прохладный ночной воздух овеял девочку свежестью. Она все еще сидела в черной дыре, перед глазами ее открывалась величественная и пугающая картина. Могучие деревья неудержимо устремились ввысь, словно желая дотронуться до луны. Луна была необыкновенно огромной. Волшебный ее свет казался осязаемым – протяни руку, и она утонет в мягкой вате. Белый, с легкой синевой, туман, клубился у комлей дубов, словно они произрастали из морской пены. Насыщенный влагой воздух шевелился и создавал пугающую иллюзию – казалось, что кладбищенские кресты танцуют вальс. Неужели тем, кто лежит под ними, надоел вечный сон, и захотелось погулять под луной?

Неподалеку послышался шум. Мертвецы? Что делать?!

Шум быстро приближался, стал двумя голосами – мужским и женским. Разве мертвецы умеют разговаривать?

Каким ветром занесло сюда эту парочку? Соня не знала этого, но предпочла затаиться. Может, это романтически настроенные искатели приключений? Девочка прислушалась.

– Спешить надо, – сказал мужчина. У него был глухой низкий голос, словно он говорил через толстую тряпку. – Время, время!

– Она весь день здесь крутилась! Наверное, ее искала.

Женский голос, наоборот, был мягкий и звонкий, как будто говорила девушка.

«Это обо мне?» – похолодела Соня.

– Откуда эта выдра может знать про нее?

– А я что, экстрасенс? – сказала девушка с надрывом. Мужской голос обиделся:

– Ты мне поогрызайся, вешалка! – гаркнул он так, что вздрогнули дубы. – Будешь борзеть, леди, через полчаса я так огрызнусь, от тебя ошметки полетят.

– Извини, – испугалась «леди». – Чего ты взбеленился? Что я такого сказала?

– Смотри! Ты же знаешь, при такой луне я особенно нервничаю. У-у-у, какая луна! Лу-у-на.

Девушка, судя по всему, не разделяла такую любовь к астрономии и поспешно прервала своего спутника:

– Лезь скорее в дыру. Сам же о времени говорил.

– Лезь, лезь, – недовольно пробурчал мужской голос. – Ну, если только она там!

Соня поняла, что речь идет о той самой дыре, в которой она сидит и, более того, о ней самой. Что делать? Страх сковал ее, как тогда, перед красными глазами упырьи.

Послышался шум и недовольное бормотание. Не дожидаясь, пока ее обнаружат, Соня выскочила из дыры и побежала прочь.

Ей повезло: похоже, хижина была дырявой, как швейцарский сыр, и парочка нашла вход в нее с противоположной стороны. Соню они не увидели.

Но – какая жалость! – сухая ветка попалась беглянке под ногу и выстрелила громче пистолета.

– Уходит. Стой, тварь!

Сердце упало в пятки, бежать стало намного трудней.

Луна мелькала между деревьями. Соня бежала по колена в молочно-белом тумане. Она пыталась бежать быстрее, но ноги, как в дурном сне, были ватные.

– Убью!

Девочке казалось, что огненное, как у дракона, дыхание преследователя сжигает ей волосы. Только бы не упасть.

– Догони ее, – доносился издалека голос девушки.

– Стой! – голос преследователя бил прямо в уши.

«Только не упасть!»

– А-а-а! – зацепившись за утонувшую в тумане корягу, Соня с размаху полетела на землю. Падение ошеломило ее, и девочка не смогла сразу подняться. Секунда промедления – и поздно. Оглянувшись, девочка вскрикнула – черный силуэт, четко очерченный лунным светом, вырос перед ее глазами. Дрожа, Соня смотрела на него.

– Д-дядечка, простите, пощадите, – пролепетала она, хотя что прощать, было не понятно.

«Дядечка» ничего не ответил, просто неподвижно нависал над своей жертвой. Соня видела только его глаза – два красных уголька горели в темноте. Вдруг он резко дернулся и закричал. От этого крика волосы на голове девочки зашевелились – в нем слышались злоба, боль и даже отчаяние.

Луна ускользнула от преследующих ее туч и осветила преследователя. К ужасу девочки, это был не человек, у него не было лица, а был бесформенный комок, похожий на кусок пластилина. Но вот невидимые руки принялись лепить: появился подбородок, затем покрытые рыжеватой шерстью уши, рот, полный острых зубов. Из рукавов ветровки выползли когтистые лапы.

Оборотень! Соня вспомнила героя многочисленных школьных страшилок. Вот он, перед ней.

Оборотень тоскливо взвыл, задрав морду. Соня вскочила на ноги и, не дожидаясь, пока пластилиновый человек окончательно озвереет, побежала. Вслед ей понеслись вой и крики. Не оглядываться! Не надо оглядываться, это происходит не с ней, она просто вышла на пробежку по лесу.

Как ни странно, ни оборотень, ни его подружка не стали преследовать Соню. Она отбежала уже так далеко, что позволила себе немного перевести дух. Остановившись, девочка присела на поваленное бурей дерево, жадно хватая ртом воздух. Комары атаковали ее со всех сторон, Соня вяло отмахивалась от них, дрожа от страха и холода, а неподалеку надсадно кричала ночная птица…

Дверь Соне открыла Анжела. Лишь взглянув на мать, девочка поняла, что снисхождения ждать не стоит. Глаза Анжелы воспалились, покраснели. Соне стало не по себе: понятно, из-за кого плакала мама в тот счастливый день, когда Рики заговорил. Он был тут же и, надув щеки, глядел на сестру.

Соня стояла, понурившись, растерянная, растрепанная, исцарапанная. Через порванную кофту на коже видны были следы комариных укусов.

– Соня!

В этом крике было столько радости, что в это мгновение хватило бы на всех жителей Земли. Она бросилась к дочери и сжала в объятиях, счастливые слезы хлынули из глаз. Но через мгновение она оттолкнула Соню и крикнула: