Он ухмыльнулся, и другие тоже заулыбались.

— Да, себя надо уметь поставить, — согласились они.

Кристи вся извелась, сидя на скамейке. За себя она не боялась. В крайнем случае её просто вышлют домой. Но что будет с Конни? Он-то остается в их полной власти.

Только в девять вечера её вновь вызвали на допрос. В том же кабинете, где она уже была, вместо скучного офицера в мятой форме за большим письменным столом сидел невысокий симпатичный человек в штатском, с мешками под глазами — верный признак нездорового сердца.

— Садитесь, — сказал он.

Когда она села, он нагнулся вперед и посмотрел ей в глаза.

— Госпожа фон Хассель, я вас ни о чем не буду расспрашивать. Ваш друг мне абсолютно все рассказал. Если вы хотите, я вас немедленно отправлю домой. И закончим с этой историей. Мы уважаем гостей, но требуем, чтобы и гости уважали наши порядки.

Он говорил очень тихо, и Кристи ловила каждое его слово.

— Слава богу! — просияла она. — Конечно, я хочу, чтобы меня немедленно отпустили.

Он встал и распахнул дверь.

— Дежурный!

Прибежал милиционер с кобурой на боку.

— Приготовьте вещи гражданки Хассель и отвезите её на вокзал. Сами посадите на поезд и проследите за тем, чтобы она ни с кем не вступала в контакт и никому не звонила.

Хозяин кабинета отошел в сторону, чтобы Кристи могла выйти. Она рванулась вперед, но на пороге остановилась.

— А что будет с Конни?

— Что именно вас интересует? — вопросом на вопрос ответил он.

— Что вы с ним сделаете?

Он помедлил с ответом, внимательно глядя на нее.

— Он гражданин нашей республики, и к нему закон не будет столь же снисходителен как к вам, иностранке.

Страх охватил Кристи.

— Его посадят? — обреченно спросила она.

— Поезжайте к себе в Западную Германию, госпожа Хассель, и забудьте этого молодого человека, — сказал он. — Он благородно взял на себя всю вину, так что у вас никаких проблем не будет.

Кристи секунду молчала.

— Я не брошу Конни одного, — твердо сказала она. — Я хочу остаться с ним.

Хозяин кабинета засмеялся.

— Как вы себе это представляете? Ваша виза заканчивается, вам в любом случае завтра надо покинуть территорию Советского Союза.

— Я не уеду, пока не узнаю, что ждет Конни, — твердо заявила Кристи.

Она подошла к хозяину кабинета:

— Прошу вас, выслушайте меня.

— Хорошо, — сказал он. — Садитесь.

Он отпустил дежурного и плотно закрыл дверь.

Кристи совсем не походила на своих одноклассниц и подруг, которые мечтали поскорее уехать в какой-нибудь большой город. Когда Кристи поняла, что у неё есть собственные планы на жизнь, она задумалась: а как же мама?

Для мамы все было просто. Если Кристи не успевала вовремя накрыть на стол, она рисковала остаться без обеда или ужина. Она должна была научиться играть на двух музыкальных инструментах — на пианино и на ещё одном по собственному выбору.

В половине шестого вечера Кристи должна была быть дома — никаких игр с подружками в позднее время. До ужина и после ужина — приготовление уроков. Свет в её комнате гасился ровно в десять часов. Однажды Кристи попыталась объяснить матери, что солнечный свет идет до Земли восемь минут, поэтому она имеет право читать в постели не до десяти, а до восьми минут одиннадцатого.

Познания дочери порадовали мать, но свет был выключен ровно в десять. «Я строга с тобой, потому что люблю тебя», — говорила мать.

Накануне выпускного вечера они с мамой несколько раз ездили в магазин, где мама придирчиво изучала современные фасоны. Затем они быстро возвращались домой, и мама садились кроить платье из старого отреза. Она хотела показать дочери, что у хорошей хозяйки ничего не пропадает. И нет смысла тратить деньги на то, что можно сделать самой.

Мама шила хорошо, но в день выпускного вечера Кристи с огорчением поняла, что платье несет на себе отпечаток самодельности — другие девушки пришли в модных нарядах, купленных в дорогих магазинах.

Когда Кристи уезжала в университет, мама спустилась в кухню раньше обычного и приготовила большой завтрак. Она настояла на том, чтобы Кристи поела как следует, — это было последнее, что она могла сделать для своей дочери, которая уходила из родительского дома в самостоятельную жизнь.

А Кристи накануне отъезда позволила себе первую вольность в родительском доме. Поздно вечером, когда шел дождь, она вдруг выскользнула из дома. Ночь была черной и теплой.

Кристи подняла руки. Дождевые капли затекали под рукава. Ей нравилось стоять так. Она взглянула на горящие окна. В гостиной, склонившись над газетой, сидел отец.

Кристи поняла, что старая жизнь закончилась. Приятно было ощущать босыми ногами мокрый песок. Она надеялась, что это достаточно прочная почва для её новой жизни.

Лило, как из ведра, а Кристи все стояла и стояла во дворе.

Мать вышла на крыльцо и увидела, что Кристи стоит под дождем.

— Промокнешь. Немедленно иди домой! — закричала мать. — Лучше ничего не могла придумать?

Кристи с нежностью смотрела на маму, стоявшую под навесом.

— Марш в ванную! — приказала мать.

В ванной комнате Кристи сбросила мокрое платье, намылилась и опустилась в горячую воду. Кристи почему-то представила себя на студенческой вечеринке, где ребята наперебой станут приглашать её потанцевать. Она вынуждена будет им отказывать, потому что не любит танцевать. Это то, о чем однажды с ней говорила мама: как же ты собираешься делать то, что тебе не нравится, но что делать все равно придется?

— Кристи, не пытайтесь кому-то подражать, — сказал ей профессор на первом курсе. — Вы не похожи на других девушек, сохраните в себе эту самостоятельность.

Верхний свет в кабинете так и не зажгли, за что Кристи была только признательна. Она считала, что выглядит ужасно — после всей этой истории. Сумочку с дамскими принадлежностями у неё отобрали, и она даже не могла посмотреться в зеркальце.

Ей хотелось попроситься в туалетную комнату, чтобы умыться и причесаться, но она боялась прервать разговор с этим вполне располагающим к себе следователем. Впрочем, он не сказал, кто он такой. Она сама решила, что перед ней следователь.

Он просил называть его просто Григорием Алексеевичем. Большая настольная лампа под матерчатым абажуром освещала левую сторону его лица, оставляя в тени правую, поэтому Кристи невольно обращалась к светлой половине.

Она рассказала ему все, как на духу, со всеми подробностями и деталями. Она говорила торопливо, боясь, что следователю надоест слушать и её выставят. Но человек, просивший называть его запросто, по имени-отчеству, никуда не торопился. Он дал Кристи выговориться, потом, не теряя интереса к собеседнице, стал расспрашивать. О родителях, о детстве, об учебе в университете, о том, почему она приехала в СССР и что она здесь увидела.