– Да. Я был в тот день у Патруновой на квартире, – выдохнул Баянович. Он вдруг ссутулился, опустил голову и прижал ладони к глазам…

– Алло, Андрюша, это та бедная девушка-художница, о которой вы так легкомысленно забыли.

– Вот так и бывает. Добиваешься, добиваешься расположения девушки, а тут – бац! – и опять мы на «вы»?

– У тебя хорошее настроение? Я рада. Как там поживает наш «тандемчик»? Он еще не испустил дух?

– Работа в разгаре, но живого материала пока нет. Есть лишь некоторые наброски.

– Я их хочу… увидеть. Это возможно?

– Да, но стоит ли? Пока ничего интересного…

– Ясно. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ты просто тянешь время, чтоб не видеть меня. Не хочешь…

– Ну что ты такое говоришь?

– Хочешь? Тогда приезжай. Двери мастерской для тебя всегда открыты. Но имей в виду, сердце мое разбито.

– Я прихвачу с собой лекарство.

– Прихвати лучше свои черновики. Мне нужны ассоциации…

– Вечер уже поздний, без четверти девять. Ты не уснешь, пока я приеду?

– Ночная жизнь для творческого человека так же актуальна, как поздний подъем. Приезжай, если нет других дел. Буду рада.

На удивление, автомобилей вокруг было мало, и Андрей добрался гораздо раньше, чем предполагал. Свободных мест на стоянке у подъезда Наташи не оказалось. Вдруг мотор одной из машин завелся, и «Мерседес» выкатился вперед, как по заказу, освобождая место для старенькой «Ауди» Андрея. Он поблагодарил провидение за услугу и завел машину на освободившуюся парковку. При этом бросил взгляд на столь дорогое авто, и на мгновение лицо водителя показалось ему знакомым. Впрочем, в темноте было не разобрать.

Через минуту он уже давил на дверной звонок Наташи.

– Привет! Заходи!

– Извини, я без букета, но с ассоциациями, – приподнял руку с ноутбуком Андрей.

– Знаешь, не люблю букеты. Зачем убивать цветы, чтобы потом дарить их женщинам? Я предпочитаю живые цветы. В горшочках. Не прими за намек.

– Опять не так пришел, – изобразил огорчение Андрей. И добавил: – Наташа, я уже начинаю страдать комплексом неполноценности и синдромом дежавю в придачу.

– То есть?..

– В прошлый раз, когда тебе позвонила подружка, мне почудился мужской голос, к тому же знакомый. Сегодня, когда парковался у твоего дома, показалось знакомым лицо неизвестного мужчины в джипе… Что со мной?

– Это потому, что ты – криминальный журналист. Ищешь интригу там, где ее нет, – изменившимся голосом произнесла она.

– Мне срочно нужно выпить чашку кофе по-турецки.

– Ночь впереди. Может, чай?

– Даже после литра кофе я усну сном младенца.

– Ох, не зарекайся…

Наташа заварила себе чай, Андрею кофе и села за его ноутбук.

Пока она внимательно, как ему казалось, просматривала черновой набросок статьи, он прохаживался с дымящейся чашкой по комнате, посматривая то на картины, то на автора этих картин. Даже в простенькой одежде она выглядела очень ухоженной.

– Мне правда интересно, Андрей. Ассоциативное искусство придумала не я, поверь, – спиной уловив его взгляды, без тени иронии произнесла Наташа. – У тебя хороший слог. Интересно будет почитать законченный вариант.

– Через недельку, не раньше. Мне надо уточнить еще кое-какие факты, детали.

– Какие еще детали нужны? Тут их и так навалом. Нет? Впрочем, тебе видней. Как ты отнесешься к рюмочке коньяка? У меня есть хороший, «Хеннесси».

– Положительно, но я за рулем.

– Ах да… ну, тогда в следующий раз бери такси. Мне хочется отметить с тобой одно событие…

– Какое, если не секрет?

– Не секрет. Мне поступило предложение выставить несколько картин в галерее. В Париже.

– Классно! Я же тебе говорил, помнишь, что ты талантливая…

– Да, но ты еще говорил, что и муж меня очень любит. А мужа-то нет.

– Слетаешь в Париж, встретишь там молодого красивого миллионера графских кровей и станешь любимой супругой.

– Вот как ты обо мне думаешь? – с обидой в голосе произнесла она. – Считаешь меня фифой, мечтающей о богатеньком Буратино?..

– Я пошутил, Наташа, глупо пошутил.

– Нет, Андрюша, нет. Я все понимаю… Иногда даже больше, чем хотелось бы. Извини, тебе, наверное, уже пора домой. Поздно. – Она отвернулась к окну.

Андрей молча забрал ноутбук и ушел. Шутка получилась действительно неуклюжей. Но почему она так ее задела?..

Убрав ладони от глаз, Мартин поднял голову. Он смотрел мимо Станислава Сергеевича, будто пытаясь сосредоточиться на чем-то, находящемся рядом с ним.

– Я был у Патруновой в тот день… Вы не представляете, до какой степени это меня мучило. Я поехал, чтобы высказать все, что думаю о ней, потому что мне до смерти надоели ее дешевые интриги, ужимки, намеки… Я хотел порвать отношения навсегда. Она действительно меня достала…

– Это вам удалось.

– Да. Но я не успел ей ничего сказать… Когда я пришел, дверь ее квартиры была открыта. Я вошел, увидел ее лежащей на полу в кухне, хотел позвонить в полицию… Но ведь вы же понимаете, что я первым попал бы под подозрение. К тому же с улицы я услышал полицейскую сирену и подумал, что они направляются сюда, смалодушничал и сбежал.

– Похоже на правду, – решил подыграть следователь. – А почему вы были уверены, что Патрунова мертва, убита? Может, она просто потеряла сознание и ей требовалась помощь? Такая мысль вас не посещала? Откуда эта уверенность…

– Станислав Сергеевич, я ни в чем не был уверен. Я увидел ее лежащей без сознания, услышал вой сирены, испугался и сбежал. Вы хотели, чтобы я сказал вам правду, я ее сказал.

– Всю?

– Всю. – Мартин на минутку задумался и добавил: – Не знаю, это, наверное, не имеет отношения к делу, но Патрунова украла деньги, которые мой отец должен был заплатить за репетиторство Эрнесту Ивановичу.

– За какое репетиторство, какому Эрнесту Ивановичу?

– Бородину. Декану училища искусств. Он содействовал моему поступлению.

– И…

– Отец положил деньги в камеру хранения, а Патрунова их оттуда украла.

– Почему в камеру хранения? Как украла?

– Бородин попросил положить деньги в камеру хранения, чтоб потом их забрать. Он не любил брать деньги из рук в руки. В разговоре я проболтался об этом Оксане Анатольевне и сообщил ей код, он состоял из цифр, означающих дату моего рождения…