— Нет, — выдохнула она. — Не хочу.

Алан забрел в развалины приюта, от которого осталась только часть стен без крыши. Безымянные чиновники, которые не дали их снести, разрешили установить стеклянные двери наподобие витрин с неоновым освещением. Там же, между стеклами, подвесили осколки античной керамики вперемежку со старыми банками от кока-колы. Алан, глядя больше на них, чем на Мэй, произнес:

— Вру я очень убедительно.

— Скажи лучше правду: ты сам о чем-нибудь мечтал? Для себя лично?

Вот тут Алан повернулся к ней.

— Да, — ответил он. — Раз-два случалось.

Мэй опустила взгляд и пнула древнюю стену.

Через миг она подняла голову на шорох. Оказалось, Алан встал по ту сторону стеклянной двери. Встроенные лампы осветили его лицо каким-то потусторонним аквамариновым сиянием, будто он очутился под водой. Его ладонь, прижатая к стеклу, как бы стремилась утянуть Мэй на дно.

— Всегда считала эти двери дурацкими, — сказала она невпопад, сглаживая момент, переводя все в несерьезную плоскость.

— Правда? — Алан легко повел пальцами по стеклу, словно касаясь экспонатов за ним. — А мне они нравятся. По-моему, неплохая идея: показать связь веков, прошлое, настоящее и наше место в истории.

— Видимо, неоновый свет не давал мне постичь весь символизм композиции, — с улыбкой заметила Мэй.

Алан снова удивленно и радостно улыбнулся, словно Мэй еще раз сказала, как ценна его жизнь.

— После завтрашнего разговора с Селестой, когда Джеми будет вне опасности… — произнес он и задумчиво умолк, — …пожалуй, мы с Ником поживем здесь еще немного.

Алан обвел тонким артистичным пальцем контур разбитой кружки.

— Хотел спросить: что ты делаешь в субботу вечером?

Приглашение прозвучало так буднично, так потрясающе нормально после разговоров о демонах и жертвах, что Мэй даже онемела.

Алан терпеливо ждал ответа со своей стороны стеклянной двери. Его синие глаза смотрели серьезно.

— Не знаю. Как насчет потусить в клубе до утра?

— Это можно, — ответил Алан, роняя взгляд — ресницы вспыхнули золотом в неоновом свете. — Если вместе с тобой.

— Только сейчас не проси, — спохватилась Мэй.

— Занята, или дело во мне?

— У нас в классе есть парень… — начала она сбивчиво. — Мы не встречаемся, но я вроде как обещала дать ему шанс. А нарушать обещания — не в моих правилах.

Алан отошел от двери в объятия сгущающихся теней.

— Ценю твою честность, — сказал он. — И в свою очередь, буду так же честен. Иногда я это практикую. Нечасто, но все-таки. — Он улыбнулся обыкновенно, по-дружески заразительно. — Надеюсь, твой парень свой шанс упустит.

Мэй наклонила голову, чтобы спрятать улыбку, но та промелькнула в ее голосе:

— Тут уж не угадаешь, хотя…

— Нет, я тебя понимаю, — сказал Алан. — И все-таки, что ты делаешь в эту субботу? Я как друг спросил. Думал, мы сможем — как друзья, конечно, — прогуляться до Ярмарки Гоблинов. Если тебе еще хочется снова там побывать.

Мэй засмеялась над его уловкой.

— Так нечестно!

Алан, улыбаясь, за руку вывел ее из развалин.

— И не говори.

Когда Мэй вернулась, Джеми дома не было. Пришлось признать горькую правду: он предпочел остаться с тем, кого боялся, только бы не говорить с сестрой.

А может, Ник отправил его на больничную койку.

Рассудив, что в последнем случае ей позвонили бы, Мэй пошла спать в одну из комнат для гостей. Разговор с Джеми подождет до утра, а пока им обоим нужно отдохнуть. Мэй легла в кровать, лелея мысль о предстоящей поездке на Ярмарку.

Ей снова привиделось дерево, усеянное мигающими огоньками, прилавки, где торговали волшебством, будто сувенирами, барабанный бой и выкрики заклинателей. Ярмарка манила ее, как ничто на свете. Мэй мечтала о ней и с теплотой вспоминала Алана. Его стоило полюбить хотя бы за это.

Правда, так было бы нечестно по отношению к нему. Она знала, что очень ему обязана, ведь благодаря Алану Джеми остался жив. И все-таки неправильно любить кого-то из благодарности. Мэй стало тошно при одной мысли о такой любви. Наверное, решила она, Алан с ней согласится.

Полюбить его за улыбку, ум и доброту — это было бы справедливо. Впрочем, у нее уже была такая возможность. Она видела, как Алан к ней относится, но тогда ее слишком тревожила судьба Джеми, слишком будоражила магия. А потом все само собой завертелось вокруг Ника.

С тех пор многое изменилось, но, так или иначе, Алан не заслужил роли запасного игрока.

Впрочем, сейчас речь шла не о том, с кем встречаться. Просто она дала Себу слово и не собиралась его нарушать. Прежде всего — дружба.

И магия.

Мэй услышала шаги Джеми на лестнице и помчалась наверх — набирать ванну. Теперь можно было ложиться с чистой совестью: брату ничто не угрожало.

За открытым окном виднелся серый шпиль церкви Святого Леонарда, похожий на готическую башню. Когда Мэй зажмурилась, черно-сумрачная картина (будто кто взял огромные ножницы и разрезал ночь пополам) исчезла. Вместо нее возникло воспоминание о музыке, огнях и волшебстве, а особенно живо — о танцорах, вызывающих демонов. О девушке в красном, которую Ник называл Син.

Мэй впервые увидела ее в танце, где каждое па было четким и уверенным, каждый взмах руки вызывал восхищение. А когда Син замирала, толпа, не дыша, смотрела на нее. С ней считались; она была красивой, талантливой и всецело принадлежала волшебству, которое создавала.

Может, снова удастся ее повстречать?

Очутившись в теплой полудреме, Мэй оживила в памяти тот миг, увидела заново прекрасную танцовщицу… и у нее защемило внутри от одной мысли: «Если бы весь этот мир был в моей власти, я пожелала бы лишь одного: быть такой, как Син».

С новым талисманом на шее Мэй сквозь сон мерещилось, что за окном кто-то рычит и бродит, словно к ним в сад сбежались все окрестные кошки. Она знала, что пробраться внутрь чужакам не удастся, но их голодные вопли еще долго не давали ей покоя.

Проснулась Мэй от звонка в дверь. Она разлепила один глаз, куда тотчас ударил беспощадный свет утра, и сосредоточила взгляд на будильнике — красные цифры высветили шесть ноль-ноль — после чего упала лицом в подушку.

Звонок повторился. Мэй начала вспоминать, не говорила ли мать о новом молочнике. Камикадзе по совместительству.

Тут задребезжало в третий раз — по всему дому, отдаваясь от высоких потолков.

— Боже, ну за что мне это, — простонала Мэй и по пояс выползла из теплой постели, чтобы дотянуться до ледяного подоконника. В следующий миг она потеряла равновесие и съехала на пол, но потом кое-как поднялась, уцепившись за простыни.