— Точно есть, я в кассе узнавал! — выпалил я. Проводница настойчиво выталкивала меня руками из вагона, крича: «Охрана!» Я оценил шансы и решил за оставшуюся минуту добежать до следующего вагона и попытаться попасть к другой проводнице.

— Мальчик, у тебя секунд двадцать осталось! — выпалила мне большая женщина из прохода, когда я подбегал к нему. — Билет свой показывай и запрыгивай скорее.

— Я без денег в кругосветное путешествие еду, — еле разборчиво сказал я, забираясь в тамбур. — Можно я вас поцелую, а вы…

— На хер отсюда! — заорала проводница и стала выталкивать меня своим весом, коего у нее было предостаточно.

— Вы мой шанс, вам же нет разницы! У вас столько свободных мест, а я добраться до Челябинска смогу. Я в любой уголок сяду, калачиком свернусь и спокойно доеду, никто не заметит.

— Знаю я вас, мужиков-бездельников! У меня муж такой же дома сидит и так же целоваться лезет. Мне вас по горло хватает! Пошел отсюда!

Я не стал настаивать и выпрыгнул из вагона. Через десять секунд дверь захлопнулась, поезд дал гудок и медленно тронулся дальше, в сторону Сибири. «Как же так, раньше всегда прокатывало! Не за поцелуй, так за двести рублей можно было любую проводницу на три часа езды уломать. А это куда годится?»

Припечалившись, я отправился на вокзал, где выпил две чашки кипятка, предупредил охранников, что не бомж, положил пенку и спальник на сиденья, рюкзак под голову и проспал в теплоте пять часов. В 7 утра отправлялась электричка до Челябинска, но проблема была в том, что в электричке были контролеры. Мне удалось проскочить, а потом понадобилось 20 минут, чтобы уломать их и весь споривший вагон. В итоге все сошлись на том, что я отдаю все свои имевшиеся деньги, кроме заветной сторублевой купюры — то бишь заработанные еще в Казани сто с лишним рублей. В Москве у меня было хобби — склонять людей к нужным решениям, но здешние стальные уральские мужики не шли ни на какие приемы НЛП и соционики. Никто не верил, что человек едет вокруг света, а были убеждены, что пьяница хочет добраться до Челябинска бесплатно.

Я задремал на рюкзаке. Подсел мужчина в шапке и принялся расспрашивать «чёй-то здесь делаешь». Я вкратце объяснил, что путешествую, мчу через Россию до Китая без денег. Сквозь полуприкрытые свои глаза увидел его, вытаращенные и наливающиеся кровью. Он заорал, что двадцать лет отдал ВДВ и службе России, а я, тварюга такая, небось не служил и вздумал кайфовать по жизни! «Вот сученыш, разъебу суку! Пидор ты ебаный!» Эти и другие подобные высказывания устремились в меня. Он схватил своей гигантской рукой меня за руку и взвыл яростью на весь вагон, готовый двигать по роже. Я отбросил руку, взял рюкзак и побежал в носках на соседнюю лавку. Мужчина остался сидеть на месте, но пуще прежнего бросался гондонами и пиздюками, орал, отчего он должен вкалывать за двадцать тысяч рублей, сидеть в Златоусте и платить за дочь, а я — веселиться и смотреть мир. Обеспокоенная женщина пригласила лечь на ее сиденье и принялась оберегать от дурачка. Он пару раз срывался с места, но сидевшие рядом пассажиры сдерживали.

Я лежал и думал, как можно помочь ему вырваться из ограниченных взглядов и превратить ярость в любовь. Прибежали полицейские, плюнули и сообщили, что это пациент, отсидевший в местной психушке, обладающий справкой о ненормальности, и что они ничего не могут сделать.

Челябинск встретил солнцем. Само название города происходило от слова «Челяба», что с турецкого переводилось как «божественный» — это было видно по окружающим пейзажам. Меня приютил физик-программист Алексей, первым вопросом которого было: «Есть хочешь?» От пуза объевшись в столовой, мы отправились гулять по городу, спорить о науке, смысле создания человека и о выборочном выбрасывании из общества неразвитых людей. Челябинск утопал в золотой осени, выдавая индустриальные пейзажи и показывая красивых девушек. Мы сели у озера, в котором отражалось гладкое небо, разрываемое белыми линиями истребителей с соседней авиабазы, и стали рассматривать пульсации на руках. Здесь, в столице Южного Урала, городе, который представлялся эпицентром суровости, мне впервые с начала путешествия удалось почувствовать себя спокойно. Потом мы долго гуляли по главному зданию ЮУрГУ, младшему брату Московского Государственного, лазали по челябинским крышам, познавали российский автопром под традиционный русский рэп, а реалии местной дворовой культуры — под традиционный русский мат. В двенадцать ночи я отправился гулять на пустынные улицы Челябинска, вспоминая, что еще совсем недавно ехал в электричке до Владимира. Последние дни пронеслись, как один, и у меня до сих пор не получилось освоиться в новом обличье путешественника. «Пока никаких кардинальных выводов не сделал, но вроде бы еду в нужном направлении», — думал я, ступая ногами на свежий мягкий асфальт. Кругосветное путешествие продолжалось.

Нос пробил спертый запах угля и потных носков. Я обильно чихнул на нижнего соседа и проснулся.

Аппараты для пограничного контроля пыхтели и щелкали подобно неопытному, но самоуверенному бурундуку. Женщина в погонах, с узкими глазами и узкой улыбкой, стрельнула в меня оценивающим взглядом и промямлила: «Лежи, не твоя». Непотертыми глазами с размывающимся сонным взглядом я заметил потертую надпись «Петропавловск» прямо за окном со второй полки. Сон как рукой сняло, я спрыгнул в трусах вниз и принялся закидывать шмотки в рюкзак.

«Смотать решил?» — заехидничала казахская женщина-погранконтроль. Я объяснил, что это моя остановка, по Транссибу дальше не еду, и нужно успеть выбежать за 10 минут, пока поезд не тронулся. Это привело всех проверяющих в еще большее недоумение, особенно учитывая факт отсутствия у меня миграционной анкеты. Они справились насчет билета, узнав, что он у проводницы, ринулись к ней. Оной не оказалось на месте, и все хором завопили в рацию: «Закрывай двери и жми стоп-кран. У нас нелегал в вагоне!»

Спросонья совсем не хотелось пугаться. Поезд задерживали на два часа, я поставил будильник позже, но внезапно приехал вовремя. После прохождения границы я не получил миграционку и поэтому выходить в Казахстане не мог. Билет до Петропавловска был с концами сдан проводнице, а других билетов не было. Пограничники, косясь на большой рюкзак, предложили отправить меня в камеру и проверить. Я сообщил им на чистом русском, что они охренели, выхватил бланк анкеты, чиркнул фио, втиснул паспорт, схватил в охапку рюкзак, кроссовки и палатку, выхватил отштампованную миграционку с паспортом и вымелся из вагона. Через две минуты поезд тронулся, а из проема повысовывались большущие казахские глазены. Какими бы узкими они до этого ни казались, бьюсь об заклад, эти были круглыми и огромными.

Двумя сутками ранее мне написал неизвестный молодой человек с необычной просьбой. Он поссорился с девушкой, очень хотел вернуть ее и не нашел лучшего способа, как попросить меня снять видео. В нем люди должны просить прощения за него и совершать экстравагантные поступки, тем самым привлекая внимание возлюбленной. В видео появлялся и он сам с проникновенной речью, — по его задумке, все это должно было сработать и примирить пару. За смонтированный ролик он хотел заплатить. Как альтернативу я предложил купить билет из Челябинска в казахстанский город Петропавловск, что лежал на Транссибирской железной дороге, а оттуда через 12 часов — в Новосибирск. Это было в два раза дешевле и в пять раз полезнее, и мы ударили по виртуальным рукам. Так я в одних носках оказался посередине платформы Петропавловска.