Самое ужасное — в своём новом обличье я не умела ни плакать, ни говорить. Моё крохотное цветочное сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот разорвётся, и я думала:

«С какой стати мама, которая так горюет, обратит внимание на какую-то фиалку в саду!»

Ясно было, что мне суждено вернуться в Королевство цветов, и я задыхалась от вопля, который напрасно рвался из моей груди.

Тем временем мама встала и повернула лицо к саду, словно услыхала слова, которые я не могла выкрикнуть.

— Мне кажется, Анни меня зовёт, — сказала она.

И пошла к двери.

— Перестаньте, мадам, успокойтесь, — затараторили соседки и бросились за ней следом. — Что вы такое выдумываете? В саду же нет никого, сами видите.

Мама посмотрела на них глазами, полными слёз, и на мгновение остановилась на пороге кухни.

Я испугалась, что сейчас она вернётся в дом. Но во мне уже вспыхнула безумная надежда, и я мысленно стала звать маму изо всех своих жалких цветочных сил.

— А я вам говорю, что Анни меня зовёт, — повторила мама. — Вот сейчас она опять крикнула.

— Никто не кричал, уверяем вас, — твердили соседки, — вернитесь в дом, мадам, ну пожалуйста!

А между собой они зашептались:

— Бедняжка! От горя у неё помутилось в голове.

Но невидимая нить притягивала маму ко мне.

Она словно слышала меня — и вот уже её рука, такая знакомая и ласковая, протянулась к моему стебельку.

— Анни меня зовёт! Анни меня зовёт! Я же слышу, что это Анни, — с этими словами мама погладила мои лепестки.

— Да какая же это Анни? Это простая фиалка, — жалостливо вздохнули соседки. — Вы что, хотите её сорвать?

И снова зашептались:

— Бедняжка! У неё помутилось в голове от горя.

Но мама уже освободила меня от заклятия. Я сразу опять стала девочкой, и когда отец вернулся, мы сидели, обнявшись так тесно, что его поцелуй пришёлся сразу и в мою щёку, и в мамину.