Все находки в Шарыпове фрагментарны: отдельные зубы, косточки, обломки. Кажется, целый зоопарк пропустили через блендер. Все разбитое, а хотелось целого: череп, а лучше скелет. От ломаных костей быстро устаешь.

Судьба щедро отмерила Краснолуцкому везение. Нашелся и скелет. Но перед этим Краснолуцкий наметанным глазом заметил на территории Березовского карьера… стоянку древнего человека. По своему обыкновению он позвонил археологам, начались раскопки. Краснолуцкий принимал в них живое участие, изредка спускался ниже по разрезу поискать динозавров. В один из дней он увидел на окраине карьера глыбу песчаника с крупными костями. Откуда она свалилась, он так и не понял, но находка приободрила. Через несколько дней он шел в другом месте и подобрал позвонок, по форме и величине напоминавший банку тушенки. Стояла поздняя осень, зарядили дожди. Дальнейшие поиски пришлось отложить до весны.

В 2006 году, едва сошел снег, Краснолуцкий отправился на разрез, собрал вымытые талой водой куски ребер и пару позвонков. Поднялся выше и нашел, откуда их вымывало. Из желтоватого песка второго горизонта торчала масса костей. Краснолуцкий начал раскопки, не догадываясь, что они затянутся на три года. К счастью, добычу угля в этой части разреза закончили, можно было не торопиться.

Раскопки он вел по правилам археологии, расчертив место на квадраты и фиксируя на карте положение каждой кости. Приходилось терпеть и дожди, и зной. Черный цвет угля отлично притягивает тепло. «Там в жару чувствуешь себя как на сковородке», – вспоминает Сергей Турко.

Сохранность была неважная. Все кости оказались разбиты трещинами, одна состояла из сорока кусочков. Иногда верхний слой кости отрывался с глиной, а все, что было внутри, рассыпалось в труху. От других костей в породе остались лишь пятна коричневого цвета, самих костей уже не было и в помине.

Приходилось все проклеивать, просушивать, собирать из осколков. Вдобавок кости оказались радиоактивными, давали больше тридцати микрорентген в час, впрочем, это не редкость для ископаемых остатков.

Все кости были от стегозавров. Больше в песке ничего не нашлось: ни рыбьей чешуи, ни вездесущих черепах. Поначалу Краснолуцкий думал, что стегозавр один, но на второй год раскопок нашел сразу два крестца.

Размер раскопа получился как небольшая квартира: двадцать пять квадратных метров. На упаковку ушла не одна пачка пищевой пленки, а чтобы забрать таз, пришлось гипсовать монолит.

За три года Краснолуцкий собрал более тридцати позвонков, пятнадцать ребер, одну простую фалангу и одну когтевую, двадцать фрагментов крупных костей и одну спинную пластину. Ребра в породе располагались необычно, вытягивались в одну линию, вероятно, по течению. Скорее всего, сильно разложившиеся трупы стегозавров лежали на мелководье, где их кости разбросало волнами.

Основная масса костей была черного цвета и принадлежала старой особи. Жизнь сильно потрепала животное: два ребра вздувались наростами на месте переломов. Местные газеты откликнулись на это бодрыми заголовками: «Стегозавру в Шарыпове поломали ребра!»

Черепа не нашлось. Если он и был, то давно погиб от ковша экскаватора. «У нас в Шарыпове вообще с головами проблема», – вздыхает Краснолуцкий.

Остатки стегозавра он привез в мастерскую, чтобы не травить семью парами клея. Каждую косточку Краснолуцкий пропитывал несколько раз. От клея у него началась астма, насморк не проходил месяцами, а кожа покрылась красными пятнами. Зато кости стегозавра с каждым днем становились все крепче.

Когда в Шарыпове ждали красноярского министра культуры, Краснолуцкого попросили выставить скелет в краеведческом музее. Под кости купили большую витрину. Вместо отсутствующих хвостовых шипов положили кусочки ребер, на место пластин и черепа – вырезанные из пластика силуэты. Говорят, министру понравилось.

Пару лет скелет лежал в музее Шарыпова, затем был передан в областной краеведческий музей.

Остатки стегозавров попадались и в других местах во втором горизонте, но без заметных скоплений, всегда отдельные остатки. Краснолуцкий надеется хотя бы по частям рано или поздно собрать полный скелет, заменив пластиковые муляжи подлинными костями.

Чаще всего попадаются «желудочные» зубы стегозавров. У динозавров зубы постоянно сменялись, на месте старых вырастали новые. Выпавшие зубы динозавр обычно проглатывал с пищей. Они проходили через желудок и разъедались кислотой, становились округлыми, теряли тонкую скульптуру эмали. Большинство найденных зубов именно такой неважной сохранности. Красивых зубов с насечками, которые вываливались из челюсти после гибели животного, собрано около сотни.

Зато зубы хищного динозавра идеальные по сохранности. Они выламывались, когда застревали в жертве или выпадали из челюстей уже погибших животных. По размеру они небольшие, самый крупный – три сантиметра без корня, впрочем, у большинства динозавров зубы вообще мелкие.

Обладатель этих зубов долго оставался неуловимым. Кроме зубов за годы нашли только несколько его когтей. Кому они принадлежали, оставалось непонятным. Для определения хищного динозавра нужны кости черепа.

Краснолуцкому и здесь повезло. В 2007 году он копал нижний горизонт в большой вертикальной выемке. Каждый год из породы здесь вымывало то позвонок, то обломок трубчатой кости. Здесь нашли полную фалангу хищного динозавра.

Копать было непросто. Подобраться к нужному слою сверху было сложно: слишком много породы пришлось бы снимать. Краснолуцкий просто долбил стенку напрямую, выкапывая грот.

Кроме кусков черепашьих панцирей, ничего не попадалось. Лопата ударяла в глину, выворачивала куски, грот увеличивался в размерах, сверху уже нависал карниз. «Когда ничего нет, просто монотонно копаешь», – вспоминает Краснолуцкий.

Вдруг большой шмат глины оторвался от стенки, упал под ноги и… разлетелся на куски вместе с челюстью хищного динозавра. Дух перехватило: наконец попался стоящий образец – и что же? Собрать что-то из сотни обломков казалось невозможным.

Скрепя сердце, Краснолуцкий привез осколки домой и принялся собирать как пазл. «Очень помог опыт в археологии, когда из россыпи фрагментов надо склеить горшок», – рассказывает он.

Через полтора месяца последний осколок челюсти встал на место. Это была левая ветвь верхней челюсти с единственным сохранившимся зубом. В длину вся челюсть была бы тридцатисантиметровой, а череп примерно полуметровым.