«Это было настоящее чудо. Мне очень повезло: в том месте была огромная концентрация окаменелостей, потом такого не встречал. Попади в другое место, мог бы ничего не найти», – вспоминает он.

В конце лета Краснолуцкий отвез находки в Красноярск, показал сотрудникам краеведческого музея. Они согласились, что зубы похожи на динозавровые, но для верности отправили фотографии в Палеонтологический институт. Скоро пришел ответ: кости «амфибий» – это фрагменты панцирей древних черепах, зубы в самом деле от динозавров.

Открытие Краснолуцкого противоречило всему – логике, здравому смыслу. Поиски наугад в первый же день увенчались невероятным успехом. «Просто мне очень хотелось найти динозавров», – объясняет Краснолуцкий.

По остаткам спор и пыльцы геологи определили возраст костеносного слоя: середина юрского периода, батский век (168–166 миллионов лет назад). То же самое время, что и карстовые полости в Песках. От кемеровских динозавров их отделяло 40 миллионов лет, и тем удивительнее выглядело открытие.

В сентябре 2001 года в Березовском карьере высадился десант Красноярского краеведческого музея, из Москвы прилетел палеонтолог В. Р. Алифанов.

С погодой не повезло, шли проливные дожди. Породу собрали в мешки и увезли промывать в Красноярск. Результаты удивили даже знатоков. Остатки оказались обильными и разнообразными: челюсти рыб, зуб крокодилиформа, остатки нескольких динозавров (стегозавра, хищника, завропода, гетеродонтозавра) и самое примечательное – крошечная, без зубов, челюсть маммалиаформа.

Стало ясно, что местонахождение имеет исключительное значение не только для Сибири и России, но и для всего мира. К раскопкам присоединились сотрудники Томского государственного университета, затем началась международная экспедиция палеонтологов Зоологического института РАН, Санкт-Петербургского государственного университета и их немецких коллег. Основными методами стали промывка костеносной породы и кропотливый разбор костеносных горизонтов ножами.

Промывку для поиска мелких остатков поначалу делали вручную, мелкими ситами. Шеренга сидящих на берегу речки палеонтологов напоминала артель старателей. Изобилие и ценность материала заставили применить промывку методом Хенкеля. Этот несложный метод придумал немецкий профессор Зигфрид Хенкель, когда искал в угольных карьерах Гимарото в Португалии зубы маммалиаформ. Берется большая пластиковая бочка, снизу вырезается окошко размером с книгу, закрывается металлической сеткой, в бочку лопатами накидывают породу и подают помпой воду. Получается громадное сито. Глинистые частицы и мелкий песок вымываются, в бочке остается концентрат. Еще раз, уже вручную, концентрат промывают в ситах, выбирая крупные фрагменты костей, затем высушивают, а оставшееся перебирают под микроскопом в лаборатории.

Лабораторная разборка концентрата – особое искусство.

Час за часом надо перекладывать песчинки из одной кучки в другую. За день можно ничего не найти. За три дня половинку зуба или зуб. Зубы мезозойских маммалиаформ – крошечные, как крупинка сахарного песка. Их обладателей не зря прозвали «мелкопитающими», а в зарубежной научной литературе называют «микропозвоночными» (microvertebrates).

В Березовском карьере за несколько лет промыли пятнадцать тонн породы, ею можно доверху заполнить грузовой вагон. Концентрата получилось около тонны, его до сих пор разбирают, и каждый год приносит открытия.

Второй метод – разбор пласта. Если археологию называют наукой лопаты, то палеонтология – наука ножей. Костеносные пласты разбирают, отламывая породу маленькими кусочками.

Костеносных горизонтов в Березовском карьере два. Нижний непрерывной полосой тянется в трех-четырех метрах выше кровли угля, переполнен обломками панцирей и получил прозвище «черепаший суп». Остатки здесь разломанные, почти ничего целого нет. Верхний горизонт капризнее: то пропадает, то появляется снова, в нем залегают редкие крупные кости динозавров. Мощность каждого слоя примерно двадцать сантиметров, между ними четыре-пять метров немых глин.

На фоне мощных экскаваторов и высоченных угольных стен странно смотрелась горстка людей, ковырявших иглами глину и глядевших в увеличительное стекло на песчинки: вдруг встретится зуб?

Главным по поиску окаменелостей оставался Краснолуцкий. Каждый год он выбирался на разрез и без устали искал кости. По выходным пропадал на карьере с семи утра до десяти вечера. «Домой приезжал еле живой, ноги стаптывал, их раздувало и разбарабанивало так, что ботинки не снимались. Но ничего, день-другой отдыхал и можно было возвращаться на разрез», – говорит он.

Обычно он ездил один, иногда с сыном или учениками, которые помогали выкорчевывать тяжелые глыбы и копать траншеи. Несколько лет с ним работал Сергей Турко. Пару раз помогали рабочие, ковшами экскаваторов они сносили толщи пустых глин, залегавших над костеносными пластами.

Краснолуцкий пробовал искать динозавров и в других местах, осматривал обрывы рек, дорожные выемки, карьеры. Динозавров не было нигде, хотя в угольном карьере возле деревни Новоалтатка, километрах в пяти от Березовского, тянется тот же горизонт с чешуей рыб и фрагментами панцирей черепах. «Просто удивительно, что на Березовском кости динозавров сохранились», – удивляется Краснолуцкий.

Зато возле деревни Дубинино в паре километров от Березовского карьера он собрал четыре сотни мелких отпечатков надкрыльев юрских жуков, одно крыло стрекозы и множество отпечатков растений. Ради них несколько недель жил в палатке. В обход техники безопасности он подкапывал слои снизу и, рискуя жизнью, залезал в гроты. В жаркий день самодельные пещеры трещали, песок осыпался и недобро шуршал по стенкам.

На Березовском карьере у Краснолуцкого постепенно выработался свой метод. Кости здесь хрупкие, разваливаются в руках, на некоторые и дохнуть-то страшно. Их надо сразу пропитывать клеем, который проникает в разломы и крепко схватывает кость. Для упаковки Краснолуцкий придумал заворачивать образцы в обычную пищевую пленку. Берешь кость какого-нибудь стегозавра и крепко обматываешь ее, как бутерброд.

Главными трофеями в каждой поездке становились куски черепашьих панцирей. На них приходится 99,99 % всех находок. Нож, втыкаясь в глину, постоянно скрежещет об их обломки. Даже флегматичные немецкие ученые под конец экспедиции обзывали их «шайзен фоссил». А «шайзен» – очень крепкое слово.

Но Краснолуцкого интересовали и черепахи. Он разобрался в их строении, когда скончалась его домашняя черепашка. Краснолуцкий очистил панцирь питомца и выучил по нему, как устроен спинной карапакс и брюшной пластрон. У черепах консервативное строение, панцирь современной сухопутной мало отличается от панциря пресноводной из юрского периода.

Когда у Краснолуцкого скопились тысячи черепашьих обломков из Березовского, он собрал из них цельный панцирь, соединив остатки полусотни черепах. Работа заняла пару месяцев, Краснолуцкий складывал кусочки как пасьянс, подбирая по размеру. Составной панцирь получился пестрый, словно лоскутное одеяло.