Боевые машины пехоты остановились прямо напротив расщелины. В нее густо полетели пулеметные очереди и снаряды. Даже при том, что такие расщелины редко имеют прямой профиль, рикошеты все равно должны были достать многих бандитов, если не всех поголовно.

А тут еще я поймал вопросительный взгляд своего огнеметчика и дал ему отмашку. Парень совершенно правильно меня понял, заспешил к расщелине и послал в нее термобарическую гранату.

Волна пламени и дыма вернулась назад так стремительно, что мне стало понятно — расщелина непродолжительная. Все живое, что там находилось, от бандитов до крыс, тараканов и пауков, должно было моментально изжариться. А потом, видимо, в результате изменения давления, что характерно для последствий использования термобарического заряда в замкнутом пространстве, произошел обвал, и расщелину просто завалило.

Но живых там не могло никого остаться и без этого. С бандитской засадой было покончено.

В этот раз взрыв фугаса помимо повреждения БМП нанес еще две легкие контузии моим солдатам. Но это были сущие пустяки. Ребята даже сами отказались от госпитализации.

Только командир отделения сержант Соловьев при падении с БМП после взрыва сломал руку. С гипсом он ходил после этого всего неделю вместо положенных трех. Через семь суток он его снял, чтобы тот не мешал руку разрабатывать.

Парень служит со мной до сих пор, командует тем же первым отделением. Про тот перелом он давно забыл и даже является одним из лучших спецов по рукопашному бою. Бьет так, словно рука у него по-прежнему в гипсе.

Но и это я тоже не стал рассказывать капитану Чохашвили. У каждого из нас свои заботы. Но когда дело доходит до совмещения проблем, мы с ним должны стараться выработать правильную линию поведения. Только в таком случае можно рассчитывать на успешное завершение всего нашего общего дела.

Я повернулся вместе со стулом к капитану Редькину и осведомился:

— А что будет делать Росгвардия? Майор Помидоров что-то об этих ребятах, помнится, говорил. Надеюсь, они обойдутся без глупостей наподобие прочесывания ущелий?

— Ну их, — буркнул Редькин и махнул рукой. — Об этих умниках можно и не вспоминать. Ловушку задумали. Смешную, откровенно говоря. Я считаю это дело простым баловством. Не клюнут бандиты на их наживку. Если даже и среагируют, то Росгвардия только людей потеряет. Этим дело и закончится. А вот что касается беспилотников, то обещают не только собственные запускать для сбора данных, но и тебе во взвод пару штук вместе с операторами выделить. Примешь на свой баланс? Операторы, понятное дело, вояки совершенно никакие. Но ты не разрешай им лезть туда, где пули летают. Тогда, может быть, и польза от них, от живых, будет.

Я уже однажды, еще в первой своей командировке сюда, имел дело с беспилотниками, поэтому обрадовался от всей души. Мне было известно, насколько они эффективны в хороших руках.

— А какие именно выделяют?

— Только разведчики вертолетного типа. Проблема лишь в том, что твоему взводу придется с собой дизельный генератор таскать для подзарядки аккумуляторов к беспилотникам и горючее к генератору.

— Это не страшно. Генератор, надеюсь, на колесах?

— Они разные бывают. Не знаю уж, какой тебе выделят. Не с меня спрашивай. Не вини, если что не так выйдет, как ты рассчитываешь. Сам будешь на складе выбирать.

— У меня, товарищ капитан, есть одна хорошая привычка.

— Какая же?

— Если что-то не так идет, я в этом всегда только себя виню.

Сутки прошли незаметно. Я проводил с солдатами взвода плановые занятия по расписанию, которое сам же и составил. Здесь, в сводном отряде, в отличие от батальона, учебный процесс вообще не предусматривается. Поэтому план не требуется уточнять и заверять у начальника штаба. И потому он был достаточно вольным.

При этом я учитывал приказ командира отряда собраться ровно через сутки после первой встречи в его кабинете. На это время я назначил занятия, которые мог провести старший сержант Сметанин.

Я отправил взвод, возглавляемый им, в конец полосы разведчика. Там располагался самодельный тренажер-скалодром.

Могу пояснить, что полосой разведчика у нас называется обычная армейская полоса препятствий, только удлиненная и усложненная в несколько раз. Все препоны и рогатки на ней сплошь и рядом придумываются и разрабатываются самими офицерами того или иного подразделения.

Цель всего этого вполне понятна. Солдат надо готовить к самым различным действиям в боевых условиях.

Именно поэтому на полосе разведчика иногда допускается использование огнестрельного и холодного оружия вне полигона и специально оборудованного стрельбища. Для этого ее отдельные участки оборудуются соответствующим образом. Но стрельба при прохождении полосы разведчика, как правило, отрабатывается только личным составом отдельных мобильных офицерских групп (ОМОГ). Солдатам стрелять на полосе разведчика разрешается только в особых условиях, под строгим присмотром командира подразделения.

Скалодром потому так и называется, что на нем наши бойцы учатся забираться на скалы. Он может иметь самую различную конфигурацию. Она зависит от реальных возможностей строителей и буйства фантазии проектировщиков.

Такие объекты чаще всего создаются офицерами и солдатами самостоятельно. Беда в том, что спортивные скалодромы, выпуск которых налажен в нашей стране, часто не дотягивают до того уровня сложности, который необходим нам, бойцам спецназа ГРУ.

Я приказал своим парням взбираться наверх сразу всем отделением, используя преимущественно руки, назвал норматив, в который они обязаны были уложиться. При этом ребятам велено было оставаться в полной амуниции. Прежде всего я запретил солдатам снимать бронежилеты, которые являются самым тяжелым элементом всей амуниции.

Потом я отправился в штабной корпус.

На первом этаже дежурный по штабу отряда не спросил меня, куда я направляюсь.

Он даже подогнал меня:

— Все уже там! Тебя, старлей, ждут.

Значит, этот офицер был в курсе дела, которым мы занимались. Впрочем, это не обязательно. Просто кто-то — сам командир или начальник штаба — мог спрашивать его, пришел ли я.

Я кивнул дежурному и привычно зашагал через ступеньку. Дверь в кабинет командира была открыта, и стучать не потребовалось. Я просто остановился в дверном проеме.

Подполковник Чесноков сразу меня увидел и заявил:

— Заходи, Артем Борисович. Можешь без доклада обойтись. Присаживайся сразу. Капитан Редькин будет говорить.

Я вошел и плотно прикрыл за собой дверь. Никто не попросил меня по случаю жаркой погоды оставить ее распахнутой.

Мы, военные разведчики, вообще не любим открытых дверей и окон. Это вовсе не традиция, а только насущная необходимость, с которой отдельные специалисты могут и поспорить. Они скажут, что если открыто окно на третьем этаже, то подслушать что-то все равно будет сложно. Да, так оно и есть. Но привычка — вторая натура.