Он вспомнил, как раньше ночи напролёт воевал с недоброжелателями в одноклассниках, доказывал какие-то очевидные вещи, отвечал оскорблениями на оскорбления. Доходило до того, что он вынужден был пить валериану, а по ту сторону монитора собеседники продолжали глумиться и, казалось, только и ждали дальнейших ответов, возражений и оскорблений. Со временем Брамс, наконец, понял, что это так называемые тролли и что они так развлекаются. Татьяна утром, собираясь на работу, упрекала мужа:

– Осип, взгляни на себя в зеркало, на тебе лица нет.

– Не твоё дело, – бурчал муж.

– Как это не моё? – возмущалась Татьяна. – Ну, как это не моё? Ты же мне не чужой человек? Куда ты катишься? Днём пьёшь, вечер храпишь, а потом всю ночь напролёт воюешь с какими-то утырками-малолетками. Оно тебе нужно?

– Папа, – дочь Катерина непременно поддерживала мать, – мама права. Это школьники забавляются, прикалываются, а ты заводишься, и пытаешься им что-то доказать. Я как-то со стороны наблюдала в ленте за вашей, с позволения сказать, дискуссией, и, если бы не знала, что это общается мой отец, подумала бы, какой-то прыщавый юнец развлекается. Зачем тебе это?

Осип Емельянович дочку выслушивал всегда сдержанно, кивал и не спорил с ней.

– Хорошо, – соглашался он. – Сегодня отрежу на фиг этот интернет. Вот сейчас почту проверю и уничтожу его.

– А о нас ты подумал? – пыталась увещевать дочь отца. – Мне интернет не для игрушек нужен, я, например, использую его для учёбы.

– Что в этой помойке можно использовать для учёбы? – таращил глаза отец.

– Да всё, – утверждала Катерина. – Это как в пословице «Свинья грязи везде найдёт».

– Не понял, – выпятил губу отец, – это ты, доча, сейчас меня так аккуратно свиньёй обозвала?

– Прекрати, папа, – дочь подошла к отцу и поцеловала его в нос, – это просто пословица. Я о том, что в интернете каждый находит то, что ему хочется. Зачем мне с толстой пыльной книжкой возиться, когда я на мониторе настраиваю себе и шрифт, и его размер, и цвет фона, и цвет букв – сиди, читай и наслаждайся. Разве я не права. Всегда можно отыскать значение любого термина, проверить орфографию, да всё, что угодно. Но ты видел, чтобы я торчала в соцсетях? А ты взрослый чел, а ведёшь себя…

–Ну, договаривай-договаривай, – недовольно пробурчал Брамс.

– Папуля, – улыбалась Катя и обнимала отца, – да я не хочу тебя обижать, просто жалко тебя. И с мамой ссоритесь, может, бросишь это дело?

– Хорошо, – кивал отец, а через неделю снова с головой уходил в интернетовский омут.

«Как же давно это было! – печально произнёс Брамс. – Но «всё возвращается на круги своя», что же мне снова с ними воевать? Катюша учила меня не реагировать и не отвечать на выпады в интернете. Хороший, дельный совет, но вот как этой падле не ответить – «Аффтар, отруби себе пальцы, гад, и убейся апстену!»? Это ж надо так… Ух! Попался бы ты мне, скотина, по эту сторону монитора, я бы повозил твою рожу не только по стене, но и по тротуару, слава богу, силушка ещё имеется. Нет, нет и ещё раз нет! Вспомни слова дочери: она использовала интернет для самообразования, бери пример, дурья твоя башка!».

Спасла ситуацию девушка-комментатор. Хвалебных слов она не писала, но, вступив в полемику с «Литератором «каменного» века», оставила тактичный и достаточно положительный отзыв: «А мне рассказ понравился. Пусть и написан несколько корявым языком, но чувствуется у автора есть художественный потенциал. Аффтар, пеши исчо!».

«Кто придумал этот дурацкий язык? – мысленно возмущался аффтар. – Пушкин точно не дожил бы до дуэли, сам застрелился, почитай он всю эту сегодняшнюю тарабарщину…».

И всё же, как говорится, набухли почки, ждём листочки. Ёсю прорвало – он каждый день строчил рассказы и выкладывал в сеть. «Литератор века» продолжал ёрничать и задирать автора, но, видя, что «Ёськин кот» не реагирует на его придирки, вскоре потерял интерес и отстал от него. Осип Емельянович с облегчением вздохнул, когда под очередным сочинением не обнаружил комментарий обормота.

«Слава тебе господи! – мысленно воскликнул он. – усох нахалюга».

В то же время под его рассказами, точнее будет сказать, рассказиками, миниатюрами стали всё чаще появляться доброжелательные отзывы. Первое время Осип Емельянович брал темы из своего детства, юности: вот он с друзьями идёт на рыбалку, а вот соседский гусь Потапыч оторвал хлястик с пиджака, кошка через открытое окно утащила связку сосисок, новенькая девчонка в классе, дуэль с Васькой из восьмого «б». На первый взгляд, рассказы-малыши (как с любовью называл их Брамс) выглядели так, словно школьник описывает свои похождения и наблюдает за окружающим миром. Об этом писали и многочисленные критики, гадающие над возрастом новоиспечённого писателя. Большинство читателей и критиков сошлись во мнении, что за «Ёськиным котом» прячется подросток.

«И хорошо, – думал Осип Емельянович», – пусть будет так. Мне бы сейчас руку набить, – он вдруг рассмеялся, шутливо продолжив фразу: – а потом уже пусть бьют морду. Основная задача теперь – читать, читать и читать. Что там у нас сегодня на ночь? Отлично: «Угрюм-река». Наблюдаю, как писатели красиво начинают свои романы. Это ж надо так сказать? «На сполье, где город упирался в перелесок, стоял покосившийся одноэтажный дом». Казалось бы, ну что тут необычного, а звучит красиво и загадочно – «город упирался в перелесок». А я бы так смог выразиться, как Вячеслав Шишков? Даже не знаю…»

Брамс неожиданно вспомнил «дом Фарбергов», в котором всё смешалось, и рассмеялся: «Вот прохиндей! Как ловко он обвёл меня вокруг пальца. Если бы он стянул начало у Шишкова, то на сполье в пошатнувшемся доме у него непременно проживал бы Константин Евсеевич. И что самое интересное, я ведь у него наверняка не один такой клиент. Живёт человек, и совесть его не грызёт… Ладно, бог ему судья. Давай, Ёся, подумаем, как бы ты начал свой роман, с каких слов? Нужно, наверное, так сказануть, чтобы читатель вцепился в книгу… А может, я всё преувеличиваю? Ну, напишу я интригующее начало, а дальше что? Ты придумай сюжет, чтобы он завлёк читателя, чтобы стремительно развивался, не давал читателю уснуть – вот это дело. А то всё название, название… Напиши «атомная бомба всё ближе и ближе приближалась к земле» – интрига? Ещё какая. А дальше что? Нет, я думаю дело не в начале романа, а в его сути. Начало, это как упаковка – держишь в руках, нарадоваться не можешь, но не будешь же всю жизнь любоваться упаковкой. На упаковке, к примеру, написано, что внутри хрустальный пузырёк с роскошным французским одеколоном. Отлично! Упаковку – в мусорку, вынимаем флакон, вроде на хрусталь непохоже, отвинчиваем пробку, подносим горлышко к носу и вдруг улавливаем запах обыкновенного тройного одеколона. Всё, поезд промчался красной стрелой, станция Париж осталась далеко позади, проводник Вонверг предлагает чай. Впрочем, с чаем тоже нельзя торопиться – в воздухе витает сплошной вонвергизм».

Творческий процесс был прерван неожиданным звонком. На дисплее смартфона всплыла надпись из телефонной книги – «коллеги». Брамс схватил трубку.