— На данный момент вопросов нет. На всякий случай, вы не могли бы дать мне ваш номер сотового?

Павел монотонно продиктовал мне телефон, поднялся, вежливо простился и направился к выходу. Вот тут он и произнес самую волнующую и долгую реплику за все тридцать с небольшим минут нашей встречи.

Сначала Павел вдруг неожиданно замер перед самой дверью, так, что я несколько секунд пялилась на его широкую, чуть сутулую спину. Почти сразу он обернулся, и я встретилась с тоскливым взглядом его серых, как небо, плачущее монотонным осенним дождем, глаз.

— А вы видели розу на груди Марго?

Его голос прозвучал глухо, но в самих интонациях звучали сдерживаемые рыдания.

Я кивнула.

— Да, ваша мать предоставила в мое распоряжение полное досье, в котором есть и фотографии судмедэксперта.

— Она прекрасна даже мертвая, не правда ли?

Что я могла ответить — только молча кивнула. А Павел вдруг нахмурился и продолжил своим монотонным голосом, голосом человека, который давно умер — голосом «живого трупа»:

— Вы, должно быть, знаете, что Марго была сиротой, росла в интернате. Она не любила об этом вспоминать. Но один случай все же рассказала, еще когда мы с ней только встречались. У них была одна воспитательница — по словам Марго, «головокружительная» красавица. За ней ухаживал молодой человек, и все девчонки интерната, затаив дыхание, наблюдали из окон за свиданиями парочки тут же, на территории приюта. Каждый раз, приходя на свидание, парень первым делом протягивал девушке алую розу…

Павел посмотрел на меня со значением.

— Как только Марго рассказала мне эту историю, я тут же поклялся, что буду приносить ей розы. Это было непросто — мы с мамой никогда не жили роскошно. Уже после свадьбы я дарил Марго розу по особенными датам, а иногда просто так — внезапно, по наитию. Каждый раз она так радовалась и благодарила меня, будто в одно мгновение вновь становилась той девочкой из интерната, которая наблюдает с восторженной завистью за свиданиями воспитательницы в саду…

Несколько секунд мы помолчали — просто стояли друг перед другом. Признаться, я не поняла, к чему Павел вдруг вспомнил эту сентиментальную историю и как мне следует на нее реагировать.

Похоже, он тоже это понял.

— Я рассказал вам это просто потому, что вспомнил, когда увидел последнюю фотографию Марго из полицейского протокола. Кто-то положил ей алую розу на грудь. Точно такую же, какие я дарил жене на дни рождения и прочие даты. Вот и все — извините, мне почему-то захотелось вам это рассказать.

И он вышел, пожелав мне удачи.

Закрыв за ним дверь, я взглянула на часы: так и есть, визит владельца ночного клуба продлился ровно тридцать семь минут — ведь он с самого начала довел до моего сведения, что на нашу беседу он может выделить не больше сорока минут. Тридцать семь минут на беседу плюс три минуты на то, чтобы спуститься, сесть в машину и отправиться на работу, явившись в клуб тютелька в тютельку.

Таким вот образом совершенно неожиданно все мои планы на ночь были перечеркнуты, а я в двенадцатом часу ночи ощущала себя отоспавшейся на всю оставшуюся жизнь, а кроме всего прочего — совершенно по-глупому влюбившейся в красавца-робота, который наверняка даже не заметил, какого цвета у меня глаза.

Чем бы вы занялись на моем месте, чтобы не взвыть от тоски? Правильно: я приняла душ, сделала тщательный макияж и надела свое любимое «маленькое черное» платье, после чего позвонила своему старому знакомому времен беззаботно-беспечного студенчества. Знакомого звали Костиком, он работал журналистом в газете «Скандальная хроника Тарасова» и обладал важной для меня в данный конкретный момент чертой характера: он всегда был в курсе всего, что происходит, происходило или будет происходить в Тарасове и его окрестностях.

Таким образом, после того как я созвонилась с Костиком и забила с ним стрелку ровно на полночь у ближайшего ночного ресторана «Dolce vita», передо мной открылась блестящая возможность выкинуть на фиг из головы серые глаза Павла Трубникова, на благо общего дела узнать массу новых неформальных сведений обо всех героях драмы, а заодно и прекрасно отдохнуть без лишних заморочек. Дело в том, что, кроме всего прочего, Костик великолепно танцует, как и многие его собратья по нетрадиционной сексуальной ориентации.

— Дивно выглядишь!

Вот первое, что выкрикнул Костик, едва я припарковалась у ресторана и вылезла из машины, проковыляв к нему на своих шпильках.

Надо отметить, Костик выглядел ничуть не хуже меня: в роскошном костюме цвета сливок и белоснежной шелковой рубахе, небрежно расстегнутой на загорелой груди. Плюс ко всему — белокурые локоны красавца в сочетании с дивными глазками цвета тающего шоколада.

— Ах, Костик, ты, как всегда, просто роскошен! Слава тебе, господи, что мы с тобой разноверцы, не то я страдала бы от каждой твоей измены до самой пенсии.

Мы расцеловались в щечки, и Костик, элегантно взяв меня под руку, ввел в наполненную музыкой и ароматами «Сладкую жизнь» (дословный перевод названия ресторана «Dolce vita»).

— На свой страх и риск я занял столик в самом углу, — подмигнул Костик, направляясь к столику в глубине зала. — Почему-то я абсолютно уверен, что ты позвала меня сюда не просто для того, чтобы оторваться по полной программе, но с сугубо корыстной целью: дабы вытянуть из всезнающего журналюги Константина Прекрасного какие-нибудь факты, необходимые тебе для успешного проведения очередного ужасно запутанного расследования. Я прав?

— Как всегда, мой дорогой.

— Изумительно!

Кстати сказать, «изумительно» — любимый эпитет Костика применительно к любой ситуации, будь то ирония, восхищение или констатация факта, и произносит он это слово с самыми разнообразными интонациями — в зависимости от контекста. На этот раз он протянул слово сладко-мурлыкающим голосом, мгновенно напомнив мне кота, блаженно слизывающего сливки.

Мы устроились за столиком, и перед нами тут же возник, словно материализовался из воздуха, приветливо улыбающийся официант, положив перед каждым кожаный альбомчик меню.

— Куда ж нам плыть? — с удовольствием протянул Костик, открывая свое меню. — Что будешь из холодных закусок?

— Кончай выделываться, — усмехнулась я. — Ты ведь в курсе, что я в высокой кулинарии — вечный дилетант и на все сто процентов доверяюсь в данном вопросе тебе. Выбирай на свой вкус и умножай на двоих.

— Изумительно, — вновь расплылся в блаженной улыбке Костик. — Мадам, вы мне безумно льстите.

— Между прочим, мадемуазель!

Вот так, весело и непринужденно проходит каждая из наших не столь уж частых встреч с Костиком.

Мы весело и с удовольствием полакомились изысками местной закуски, и я в очередной раз отметила безупречное умение приятеля выбирать блюда: все — безумно вкусное, но легкое, так что после трапезы, едва заиграла музыка, мы, выпив по бокальчику мартини, тут же лихо сплясали танго.