– А ведь всего пять лет назад здесь было вполне сносно, – с особенной ноткой печали, той ноткой, которая живет только в голосе азиатов, проговорил Югира.

– В последнее время вполне сносными могут считаться только районы, близкие к центру, – согласился Стас.

– Тут где-то… точно уже не вспомню где, был ресторан. Там я познакомился со своей женой, – сказал Югира. – Теперь уже, наверное, и не найду его.

– Не знал, что ты женат.

– Почти пять лет уже. И с тех пор здесь я не был ни разу. Старался выбирать другие дороги.

– На других дорогах пробки, – вставил Ник. – А вообще, вы просто все избалованные здесь, во Втором Периметре. Уверяю вас, парни, если бы вы видели, как вымирают целые кварталы, и не просто какие-нибудь трущобы, а такие, знаете, где богатые особняки с бассейнами и все такое, если бы вы это видели, вы говорили бы иначе.

Они миновали дома, проехали несколько кварталов складов. Ненадолго задержались на муниципальном блокпосте, потом проскочили между бетонными стенами, огораживающими дорогу, идущую через свалку. И хотя свалка была окружена бетонными плитами со всех сторон, делалось это отнюдь не для благоустройства бедных районов, а для того, чтоб скальные массивы городского мусора не портили вид с идущих по обе стороны автомагистралей.

– Просто экскурсия какая-то, – проворчал Югира, – едем в рай дорогой через ад.

– Жуткая поэзия, – кивнул Стас.

– Я тоже стихи не люблю, – согласился Ник Спайкер, – дурь, по-моему, вся эта любовь-морковь. Правда, у нас был парнишка, все время с гитарой ходил. Вот он неплохо рифмовал. Но ведь песни – это не стихи, верно я говорю?

– Почему «был»? – вяло поинтересовался Стас.

– Да не знаю, может, и сейчас есть. Его здорово порвали во время одного из набегов. Ну, там медики подсуетились, какие-то уколы сделали, увезли. Не знаю, может, и выкарабкался. Вот этот наш, главный, он же выздоровел. Может, и парню повезло. Неплохой был, веселый. Элвис… Элвис Пресли, рядовой второго пограничного дивизиона. Блин, вы бы его на сцене видели, такие кренделя выдавал! Да…

Они пристроились в хвост очереди из десятка машин, ждущих возможности выбраться на 2-ю магистраль. Над развязкой высоко в небе парил дирижабль с накопителями солнечной энергии на борту. Стас поднял голову и увидел, как с его платформы сорвался и устремился в сторону города кажущийся миниатюрным биплан. Красно-белые круги на его крыльях говорили о том, что он принадлежит не к муниципальной эскадрилье, а к чьей-то частной. В последнее время это стало распространенным явлением. Правительству было легче оплачивать аренду частной авиатехники, нежели содержать в порядке свою собственную.

– Ну а ты, Станислав, – обернувшись, спросил Югира, – не собираешься пока обзаводиться семьей?

Стас усмехнулся и пожал плечами:

– Да как-то не представилось возможности. Женщины были, но ничего серьезного. Знаешь, война отучила строить планы.

– Знаю, – серьезно кивнул Югира, глядя прямо по курсу, – но война кончилась. Нет уже даже того, из-за чего она началась. И за что велась. Но мне знакома эта неуверенность в будущем. Другое дело, что я не стал ее культивировать. Иногда нужно поступать вопреки чувствам.

– Да я не спорю, – ответил Стас и отчаянно зевнул. – Где, говоришь, твоя мята?

– Не мята – мате. В сумке.

Некоторое время ехали молча. Стас пытался заставить себя глотать обжигающую и невероятно горькую жидкость из термоса, Югира задумчиво рылся в синей папке, а Ник Спайкер крутил баранку под круто завернутый свинг из динамиков радиолы. Крутил-крутил, а потом вдруг сказал, немало озадачив обоих своих коллег:

– Бросьте, ничего не исчезло, господин Югира. Вы вот говорите, что все, из-за чего началась война, исчезло, а это не так. Деньги остались, бедность осталась, белые ненавидят черных, а черные – белых. Парень с Библией под мышкой не подает руки такому же парню с Талмудом. Ничего не исчезло. Я вырос в бедном квартале. Только у нас было еще хуже, чем там, – он неопределенно мотнул головой, – потому что Третий Периметр. И такие вещи у нас сильнее чувствуются. Ничего не исчезло, господин Югира. Просто затаилось до времени и ждет. Как те упыри из-за Стены. Дайте ему время, он еще высунется, это я вам точно говорю. И тогда уж рифмуй не рифмуй…

Стас пересекся с Югирой взглядом в зеркале. Потом увидел, как тот пожимает плечами.

– Югира, передайте мне материалы по третьему убийству, – пробормотал Стас, – надо чем-то занять голову.

* * *

Из четырнадцати фотографий с места убийства, переданных представителем Управления в Сарае (великолепно выполненный, подробнейший отчет прилагался, плюс отчет специалистов – парамедиков и баллистиков), Стас задержался взглядом лишь за одной. На ней крупным планом было запечатлено то, что ранее было лицом жертвы. Месиво мяса, костей и зелено-серой слизи, небрежно уложенное в лопнувшую скорлупу черепа, – вот и все, что от него осталось.

Наверное, это было ужасно. То есть Стас подозревал, что по человеческим меркам это было ужасно. Но сам не испытывал ни ужаса, ни омерзения. Он вообще ничего по этому поводу не чувствовал. Усмехнулся и, положив снимки в папку, вернул ее Югире.

– Чему улыбаешься, Станислав?

– Это не улыбка, Югира, это усмешка. Я просто… Знаешь, я сам себе кажусь тысячелетним старцем с головой подростка. Мне нет и сорока лет, а моя эпоха закончилась.

– Почему?

– Потому что я только что увидел развороченное выстрелом и кислотой лицо мертвеца, но мне совершенно плевать. Не должно бы, но мне плевать. Я видел в свое время, как парень, который не успел вовремя надеть противогаз, выцарапывал себе глаза. И выцарапал, но не остановился, а продолжал рвать лицо. А я не мог ему помочь, потому что держал пулеметную ленту. Вместо него – парень был вторым номером. Я видел, как он умер, Югира. И это не все, что я успел увидеть за свою жизнь, и это вроде наждака. Оно обтесало во мне то, что должно чувствовать в такие моменты. Мне уже кажется, что я и не человек…

Югира молча кивнул и задумчиво уставился перед собой. Вряд ли он видел в этот момент дорогу. Стасу вдруг захотелось спросить: попади он в положение проигравшего бой офицера, стал бы вспарывать себе брюхо? Но сдержал себя, не спросил. Не знал, как тот отреагирует. Югира был отличным мужиком, судя по всему. Не стоило портить отношения нечаянной обидой.

* * *

Сарай тоже был обнесен стеной из бетонных плит. Но этот забор был не чета тому, что окружал свалку. На плитах вокруг Сарая были выбиты орнаменты, все они были искусно расписаны и казались произведениями национального искусства. Стас не особенно удивился бы, если б узнал, что все это сделано вручную и при Сарае содержится целый штат работников, отвечающих за сохранность и внешний вид стены. Даже стандартная телефонная будка у ворот была расписана лабиринтами орнамента, отчего казалось, что она сшита из ковров.