Днем Анжелка обычно отсыпалась после бессонной ночи. Но на этот раз ей хватило пары часов, она прикорнула, пока подруга читала свои любимые комедийные романы. После сна с энтузиазмом повисшего над пропастью кролика она принялась перебирать скудный, по ее мнению, гардероб и крутиться перед зеркалом. Оля ухмылялась, глядя на нее, и думала о том, что еще не все потеряно.

Возвратившаяся Пелагея приняла активное участие в примерке, но от кружевного винтажного сарафана наотрез отказалась. Сказала, что такой носила ее бабушка, и деревенские девчата подумают, что она донашивает обноски. В гости к художнику она тоже согласилась практически сразу, без особых приглашений и упрашиваний, чем лишний раз дала понять Оле, насколько хитер, изворотлив и обольстителен художник. Как он ловко сплел паутину и теперь сидит в ней и дожидается, когда в паутину попадут три придурочные наивные мухи. Пусть ждет. Оля знает, что она-то обманула этого сеткоплета. Ему не удастся заманить ее в свои сети и выпить ее кровушку. Она и Анжелку с Пеги ему не отдаст. Просто нужно протянуть время и заинтересовать подругу кем-то другим, составить здоровую конкуренцию этому злодею Марио. Еще один паук, нет, трутень. Бедная Анжелка повелась на его пламенную речь. Так пусть же сегодня поведется на соблазнительную внешность. Безусловно, можно было попытаться познакомить ее с философом, но тот вряд ли бы ее заинтересовал. Попадись он им в первый вечер…

– Гламурненько, – промурлыкала Анжела, поворачивая Пеги по сторонам света.

В коротком льняном платьице с глубоким декольте Пелагея выглядела настоящей русской красавицей. Не хватало лишь длинной косы и более наивного, доверчивого взгляда.

– Пеги, – на всякий случай поинтересовалась Анжела, – ты должна нам сказать откровенно. Уж не влюблена ли ты в Баланчина? Ничего страшного в этом нет, поверь мне. Просто мы тогда не станем на него рассчитывать.

– А вы на него рассчитываете? – удивилась Пеги. – Нет, я не влюблена, хотя Дмитрий Аркадьевич мне очень нравится. Он очень хороший человек. Только…

– Пеги, как послушать, – перебила ее Анжела, – у тебя все люди хорошие. Что только?

– Только у Дмитрия Аркадьевича уже есть Муза.

Хорошо, что Оля сидела. Если бы она свалилась на пол, то Анжелка бы ее засмеяла на всю жизнь. Но что она, наивная, от него хотела? Чтобы этот мачо жил отшельником? Такое бывает только в романах и обычно заканчивается плохо. Пелагея могла бы сказать про Музу раньше. Или она им говорила, но девушки не придали этому особого значения. У каждого привлекательного мужчины есть своя женщина. Или была. Или будет. Задача охотниц – поймать тот скользкий момент между «была» и «будет», тогда появится прекраснейшая перспектива на совместное с ним будущее. Впрочем, от Баланчина они никаких перспектив не требуют. Она, во всяком случае. Если Анжела и захочет с ним более тесно контактировать, то это ее личное дело.

– Значит, у него есть Муза, – повторила Ольга. – Но мы не претендуем на ее место.

– У вас и не получится, – тяжко вздохнула Пеги, видимо, однажды все же пробовавшая претендовать, – она такая, такая… Воз… воз…

– Возбужденная? – Подсказала Анжела. Пеги покачала головой. – Возмущенная? Возрастная?!

– Возвышенная, – вспомнила та.

– Модель, что ли? – отгадывала Анжела. – Рослая, говоришь. Да, Лялька, на моделей мы не тянем, отъелись на Пелагеиных блинах. Но Марио сказал, что он будет любить меня любую.

– Марио сказал, – пробурчала Оля, – так он же не знает русского языка.

Зато Баланчин превосходно им обходился. Он, провожая девушек в сад, рассыпался в комплиментах, но Оля не верила ни одному его слову и держалась настороже. Странно, что он накрыл чайный столик в саду. Погода, безусловно, была отличной, летний вечер, о котором написано столько песен, располагал к общению. Но картины? Он же пригласил ее смотреть картины. А заодно ей хотелось посмотреть на Музу. Наверняка ее портрет украшал деревенскую гостиную. Ах, да. Он же портретов не пишет. Тогда на комоде точно стоит ее фотография. Врагов следует знать в лицо. Оля не отдавала себе отчета в том, почему сразу же записала несчастную Музу себе во враги.

А художник продолжал над ней издеваться.

– Оленька, специально для вас крепкий зеленый чай, – улыбался ей Баланчин.

– Благодарю, – проскрипела та, – вы так любезны, Дмитрий Аркадьевич.

– Можно просто Дима, – заявил он и подмигнул Оле.

Она опешила от такой разнузданности и подавилась взятой со стола сливой. Все сразу же засуетились, кинулись стучать ей по спине, грозя перебить руками хлипкий позвоночник. Дмитрий подбежал к Оле и совершил над ней какой-то пасс, после чего слива сама вылетела из Ольгиного горла.

– Дмитрий Аркадьевич, то есть Дима, – сказала растроганная Анжелка, – вы спасли ей жизнь!

– Значит, я должен на ней жениться? – усмехнулся тот.

– Вот еще! – фыркнула Оля, приходя в себя. – Может, я хотела умереть!

– А вы, Оленька, действительно, сегодня, здесь, рядом со мной, захотели умереть? – Его голос прошелестел, как ветер, и проник в затаенные уголки Ольгиной души.

– Кто о чем, а вы все про упокой, – нашла, что сказать, Оля. Как-то у Баланчина все переворачивалось с ног на голову. Конечно, она сама виновата, сморозила глупость. Не собиралась она умирать, с чего бы? От несчастной любви?! Это он так подумал?! Бабник!

Анжелка многозначительно фыркнула и принялась разливать чай по чашкам, выдавая секрет подруги. Дмитрий очень удивился, узнав, что Оля на самом деле зеленый чай терпеть не может, а любит кофе. Она только скривилась в недоброй улыбке, пообещав себе Анжелку пристрелить при первой возможности. Дмитрий сходил в дом и вернулся с кофейником. Пока он отсутствовал, Анжела устроила подруге настоящий допрос. О чем та думала, когда он спасал ей жизнь, что почувствовала, когда он обалдел от ее желания умереть рядом с ним, что собирается делать дальше…

– Пьем кофе! – торжественно сообщил Дмитрий.

– Не-а, – покачала головой Пелагея, – я буду чай.

Казалось, она ничему не удивилась. Впрочем, ничего особенного и не произошло. Оля тоже спасла бы жизнь художнику, если бы тот подавился сливой. Но нет, она посмотрела на него с досадой, он ест слишком интеллигентно, чтобы давиться продуктами. Это она хватает все, как голодный попугай. С кем поведешься, от той и наберешься…

Разговор за столом после обсуждения погоды, природы и близлежащих окрестностей сошел на транспорт. Здесь уже дала себе волю Пелагея, погрязшая в рассуждениях о моторах и какой-то трансмиссии. Баланчин спорил с ней, переживал, что она его не поддерживает, а соглашается с отцом, досадовал на то, что нужно было приехать раньше, а он не мог… О картинах вспомнили, когда начали сгущаться сумерки.

Дмитрий Аркадьевич проводил девушек в дом. Пелагея с Анжелой топали впереди сами, он же взял под руку Олю и сказал, чтобы она не слишком критично отнеслась к его творчеству. Ее мнение, видите ли, для него стало много значить. Ольга хотела было сказать, что он зря боится, критиком ей никогда не быть, в творчестве она ничего не смыслит… Но она этого не сказала.