Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь спустя несколько часов тонкие струйки реальности смогли пробиться сквозь плотно сомкнутые веки. Звуки и запахи – первое, что заставило открыть глаза. Пахло пылью, старыми вещами и чем-то совершенно незнакомым, приятным и настораживающим одновременно.
Сквозь неплотно прикрытые ставни в комнату проникал яркий свет, в лучах которого медленно кружились пылинки.
«Моя комната», – отчетливо прозвучали в голове чьи-то слова, и царевна от неожиданности вскочила. На стуле рядом с ложем сидел молодой мужчина.
«Марат», – словно бы прокомментировал все тот же невидимый голос.
– Юлия Владимировна, слава богу, вы очнулись! Как вы? Что-нибудь принести? – встревожился юноша, заметив, что она открыла глаза.
– Воды, – слова, с трудом сорвавшиеся с пересохших губ, были тихими, как шорох.
Молодой человек моментально исчез из поля зрения и столь же быстро вернулся. В его руке был зажат прозрачный кубок, подобного которому Юилиммин ни разу не встречала. «Граненый стакан, стеклянный», – мгновенно всплыло в голове, и царевна бережно, словно боясь раздавить, дотронулась до сосуда рукой. Стенки были холодными и явно реальными. «Где же я? Я в Чертогах Всеблагой»?! – мысли в голове заметались, словно язычки пламени. Нет, это явно был не Небесный дворец. Разве могло бы там быть все таким серым, пыльным, обыкновенным? Нижний чертог? Тоже нет, так как там не может быть дневного света, а он вот, совсем близко…
Отпив воды, царевна осторожно огляделась еще раз. Покои были ей знакомы и незнакомы одновременно. На какую бы вещь ни натыкался взгляд, в голове тут же всплывало название. Непонятное и верное одновременно.
«Возможно, я все же умерла и это Нижний мир?» – снова подумала девушка, но словно в опровержение этому, резко закололо правую ногу. Разве может что-нибудь болеть, когда умер? Хотя… все может быть… Лучше подождать, решила она и откинулась на ложе, закрыв глаза.
Следующее пробуждение было не из приятных. Лишний раз доказывая, что царевна все еще пребывает в мире живых, от голода заныл живот. Пришлось снова открывать глаза, осознавая, что мир не изменился. Все тот же заваленный вещами стол у окна, складное кресло, на котором грудой свалена чья-то одежда. Только вот света стало меньше, наверное, наступил вечер.
– Еды, – жалобно попросила девушка и тут же замолчала, испугавшись звука собственного голоса. Но дремавший в кресле Марат мгновенно встрепенулся.
– Сейчас принесу! Вам ужин или что-то другое приготовить? – своей заботой юноша напомнил царевне Шанхаат.
– Можно каши? – шепотом попросила она, так голос звучал привычнее.
Молодой человек кивнул и исчез, тихо скрипнула открываясь дверь. Дверь – смешное слово! Юилиммин повторила его про себя несколько раз, а потом, набравшись храбрости, вслух. С голосом было что-то не то. Он был чужим, гораздо более резким и грубым. «Наверное, я простыла», – утешила она себя и предприняла попытку сесть. Это получилось на удивление легко, даже голова не закружилась. Царевна, посидев немного, встала и сделала несколько шагов, отделявших ее от стола.
«Моя комната, мой стол, мои вещи», – тихо проговаривала она, а потом, набравшись смелости, одним движением скинула ком пыльной одежды со стула и села. Где-то в сознании всезнающий голос явно обиделся. «Велю постирать»! – утешила она саму себя и стала ждать.
Второй ее «спаситель» звался Пьетро. Юноша заглянул под вечер, прижимая к груди кучу бумаг, и попытался решить с ней несколько «рабочих вопросов». Слова звучали понятно, знакомо, но вот, что делать с этим?! Вопросов в монологе подчиненного было слишком много, гораздо больше, чем то «несколько», что уместилось бы в ее голове. Как тут быть? Царевна дослушала, сокрушенно покивала и, сославшись на головную боль, улеглась в кровать. «Если проблему замечать, то она решится сама собой! – подумала она, закрывая глаза: Всегда помогало, почему бы и не в этот раз». Такого поворота событий молодые люди явно не ожидали, но намек поняли верно. Пришлось Пьетро временно принимать бразды правления экспедицией на себя, решительно пресекая все слухи о тяжелой болезни шефа и окончании финансирования. К тому же последние раскопы оказались удачней. Находок стало больше, но на руины древней столицы найденное поселение не тянуло.
Тело быстро шло на поправку, и все меньше хотелось лежать в постели. За дни, проведенные в полутемной комнате, Юилиммин смирилась с тем, что этот мир реален, и утешилась мыслью, что Всеблагая перенесла ее сюда, чтобы укрыть от врагов. Всего за пару дней она освоилась со многими незнакомыми вещами и даже привыкла к новому имени – Юлия Владимировна. Конечно, в нем не было прежней мелодичности, но, как известно, сменив имя, ты прячешься от злых глаз и колдовства. Голос в голове ее больше не пугал, скорее радовал. Он знал о таком количестве разных вещей, которое Юилиммин даже не могла себе представить. Это было истинной милостью Великой Матери, дать такого помощника!
И вот когда уже счастливые замы с нетерпением ждали последнего дня своего управления, с шефом случился кризис.
Рано утром одна из старших археологов пробралась без спроса к шефу пообщаться. Воспользовавшись тем, что Марат отлучился, девушка вломилась в комнату, полная надежд и восторгов, чем изрядно напугала больную. Вид молодой женщины привел начальницу в истерику, и она с криком вытолкала до смерти перепуганную особу за дверь. А аспиранты узнали, что их всегда корректная начальница весьма искусна в идиоматических выражениях. Чем ей так не угодила старшая раскопа, так и осталось тайной.
В тот же вечер, проходя мимо открытого окна, Юлия Владимировна увидела в темном зеркале стекла свое отражение. Из темной глубины на нее глянуло совершенно чужое лицо. У этой женщины не было золотых локонов, больших лучистых, словно озера глаз. Эффект был настолько ярким, что той же ночью из первопрестольной был срочно вызван знакомый врач-психиатр. Результат терапии не заставил себя ждать, ведь человеческое существо способно смириться почти со всем.
***
Но все же, ее светлейшее высочество Юилиммин-даши, старшая дочь правителя Карешского царства теперь ненавидела свое существование каждый день. Это подобное раздобревшей корове тело было отвратительно неповоротливым! Оно с трудом слушалось приказов, напоминая строптивого раба. Но, в отличие от рабской скотины, его нельзя было ни продать, ни обменять. Зато зеркала здесь были просто божественны! Она уже перебила их штук двадцать, но все равно по каждому требованию ей
