«Герман» уже несколько лет был ее поклонником. Еще до замужества он выражал свои симпатии, но, в конце концов, она вышла замуж не за него, а за другого, теперь уже умершего, мужчину. А до замужества между ними «что-то было»? И… может быть, даже после свадьбы, тайком?.. Нет, мне нужно быть осторожнее и не проболтаться невзначай о том, что разыгрывается в моем воспаленном ревистском воображении и от чего твердеет мой писюнчик. Я взял себя в руки и слушал, исполняя роль отца, брата или доктора, которому можно рассказать все, а вопросы задавал, в сущности, исключительно в форме краткого пересказа того, что Кристина только что поведала.

Герман ее хотел, она была ему нужна. Но что препятствовало? В его адрес еще не было сказано ни одного неблагосклонного слова, но в ее голосе сквозило сомнение и сдержанность. Какая она все же зануда. Но мне она все расскажет…

— А он хорошо зарабатывает, этот мальчик? Он ведь не бездельничает? — спросил я с налетом благонравия в голосе.

С мальчиками, которые знать не знали, что такое зарабатывать себе на хлеб, или с бродягами и всякого рода художниками, у меня редко что складывалось.

Нет, в этом плане все было в порядке: Герман прошел путь от подмастерья до независимого электрика и водопроводчика, он был владельцем довольно большой фирмы в Дюссельдорфе, которая вовсю процветала и постоянно расширялась. А в чем тогда проблема? Потому что проблема была, подумал я, и скорее всего, в самой любви. Он ее желал, давно хотел на ней жениться, он — трудяга с собственным, процветающим делом. И при взгляде на его фото можно просто упасть в обморок от восхищения: по крайней мере, я чуть не упал… Стало быть, если где-то скрывалась проблема, то в характере или сексуальном темпераменте, может, он не удовлетворял ее… как мужчина, в постели… Заодно я решил задарма помечтать дальше: не был ли он, наш Герман, «мой» Герман… может, как и я, «котом в мешке», да таким же «котом» в таком же «мешке»?.. Но тогда… кто знает… мы с Германом действительно созданы друг для друга, он и вправду — моя жизнь, моя судьба, и, когда я увидел его снимок, предчувствие меня не обмануло…

— Можно взглянуть на фотографию?

Мне даже не понадобилось уговаривать Кристину, она сразу же достала конверт.

— И на его почерк, — добавил я тут же.

Кристина, видимо, уже слепо мне доверяя и, несомненно надеясь услышать спасительный диагноз, протянула мне и фотографию, и письмо. Почерку него был твердый, хотя и несколько угловатый, но рука точно не тряслась. Просмотрев письмо, я положил его на столик рядом с диваном, чтобы не возникло подозрений, что я незаметно, не спросясь, хочу прочитать, и стал вновь рассматривать снимок. Боже, воззри же с неба: …что за мальчик, что за мужчина, что за неприрученный, страстный зверь…

— Я сказал бы, что в нем бурлит желание, — произнес я тоном ценителя, не исключающим, однако, заботливости по отношению к Кристине. — Он такой… такой?..

— Он… такой дикий, — призналась Кристина.

— Он… ведь не бьет тебя? — в моем голосе прорезалось беспокойство.

Я крепко обнял ее.

— Никто не имеет права бить тебя, золотце мое.

Я не хочу, чтобы кто-нибудь делал больно моему зайчонку.

Нет, никто не имел права бить ее, причинять ей боль, никто, кроме… него… Германа… «моего» Германа… Сердце молотом стучало у меня в груди.

Я поглаживал и ласкал Кристину всюду, где, казалось, он мог притронуться или ударить, мой милый немыслимый немецкий — потому что он немец — обожаемый дикий зверь…

Кристина заметила мое возбуждение.

— Мне… мне очень приятно, что ты так заботишься обо мне, — пролепетала она.

Она чувствовала ко мне безоговорочное доверие и теперь, казалось, не утаит даже самые интимные подробности того, что между ними происходит.

Он хочет, чтобы она закрыла парикмахерскую, вышла за него замуж и переехала в Дюссельдорф. Она расхваливала его на все лады, она знала его «о, так давно»… в общем, ничего, кроме положительных и любвеобильных отзывов, но я чувствовал, что мы приближаемся к настоящему предмету разговора, который еще был под замком ее мнительности и сдержанности. Как мне показалось, она не была влюблена — ей не хватало речевой виртуозности, чтобы выразить свои чувства в абстрактных терминах — и не была им покорена. Я, становясь постепенно все более нескромным, но, все еще скрывая лихорадочное любопытство под маской заботливости, спросил: как он ласкает ее, нежен ли он, нравится ли ей его тело и все, что они делают в постели…

— Ты сказала, он дикий? Необузданный мужчина — разве это не возбуждает?

Да, действительно необузданный, да, но с ним, с Германом, все случалось «на раз-два», как только они оказывались в постели, сообщила Кристина с сожалением.

— Да, конечно, — кивнул я понимающе, — мальчик просто сходит по тебе с ума.

И в этом вся проблема, в первом скором любовном залпе? Разве он не мог «потом еще раз» и «протянуть это дело»? Нет, он засыпал сразу же, после первого раза… Бедная, вожделеющая Кристина: я думал о том, что в давние времена дамы частенько посещали евнухов, поклонников мужской любви — которым, кстати, с женщинами требовалось приличное время для разгона, в течение которого они прокручивали в голове собственное кино, — те явно были полезны, что касается самого спаривания…

А он никогда не нежничал с ней по-другому… может, гладил руками… или лизал где-нибудь… там? Нет, он вообще довольно старомоден и не особенно сообразителен…

И при всем этом он мог быть невыносимо трудным человеком… когда напивался, например… Она его временами даже боялась… Он вообще-то хотел приехать на выходные сюда, а не ее приглашать к себе… Между прочим, он взял неделю отпуска вдобавок к этим выходным и собирался провести все это время с ней… Но он так часто и так много пил, а потом запросто вваливался в салон… Он производил очень плохое впечатление, Герард… Потому она устроила все так, чтобы поехать к нему… А там уже посмотрит, что делать дальше…

Она, стало быть, собралась ехать к нему, потому что не хотела, чтобы он был здесь… Хреново… Как я тогда с ним встречусь?

— Дай-ка мне фотографию.

Кристина протянула мне снимок. Я мог бы взять и сам, но решил, что подать фотографию должна она. Точно так же она отдаст мне и его самого, а не только изображение…

Нет, на фотографии я не видел и следа всех тех проблем, о которых рассказывала Кристина. Если хотите знать мое мнение, то это просто чемпион, главный приз в любовной лотерее… Нет, даже больше: сейчас вновь, так же сильно, как и в первый раз — когда я подглядывал за его изображением, лежащим на столике — меня охватило чувство неизбежности, уверенности, что этот мальчик был моей судьбой… как бы пафосно и романтично это ни звучало… что моя жизнь в его руках, не меньше… Я должен его увидеть, должен с ним встретиться… Но это возможно только при условии, что Кристина отдастся ему телом и душою… и привезет его сюда, да, если она… почему бы и нет… послезавтра привезет его сюда, возьмет его с собой, для меня… через нее к нему…