Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Патриарх: Так говорится: для личных и вообще священных.
Обвинитель: Да, если кто-нибудь возьмёт сосуд, похитит, значит, это связано с актом кражи? Вы помните это?
Патриарх: Я помню, что сказано: что если кто возьмёт и употребит на недолжные цели.
Обвинитель: Значит, для вас ясно, что ваша ссылка на каноны неосновательна?
Патриарх: Почему?
Обвинитель: Потому что никакой кражи…
Патриарх: С точки зрения канона то же присвоение.
Обвинитель: Это есть кража. Кому принадлежат ценности?
Патриарх: По канону — Богу и Церкви и распорядителю-епископу. По канону, но не по советскому закону.
Обвинитель: Вы показали здесь, ваши послания писались с ведома других. Вы являетесь выразителем всего иерархического начала — это правильно?
Патриарх: Какие?
Обвинитель: Я не знаю, какие вы пишите.
Патриарх: В ПОМГОЛ.
Обвинитель: Значит, одни были законные, другие без согласия властей?
Патриарх: Какие?
Обвинитель: Вы признаёте незаконными?
Патриарх: Нет.
Обвинитель: Почему?
Патриарх: Потому что ничего такого нет.
Обвинитель: А позвольте вас спросить: что вы называете контрреволюционным актом?
Патриарх: По толкованию вашему, действия, направленные к низвержению советской власти.
Обвинитель: А для вас такой смысл тоже приемлем?
Патриарх: Приемлем.
Обвинитель: Значит, всякое действие, направленное против советской власти?
Патриарх: Нет, к свержению советской власти.
Обвинитель: Непременно к свержению?
Патриарх: И в этом мы не повинны.
Обвинитель: А вы находите, что агитация является попыткой подготовить настроение, чтобы в будущем подготовить и свержение? Агитация может быть контрреволюционной.
Патриарх: Вы считаете её контрреволюционным действием, а я не считаю.
Обвинитель: С точки зрения евангельской, как считаете вы, какая добродетель выше — милосердие или жертвоприношение?
Патриарх: Это вы приводите вопросы, которые задавались экспертизе. И то, и другое нужно.
Обвинитель: Что выше, вам неизвестно?
Патриарх: Первая заповедь говорит: «Возлюби Господа Бога».
Обвинитель: А это означает: «Милости хочу, а не жертвы». Вот этой заповеди вам не следовало бы забывать.
Патриарх: Нет, я не забыл. Это в известном случае сказано, а к данному случаю это не касается. Если на вашей точке зрения стоять, то как объяснить, что женщина вылила миро, а Иуда сказал: «Отдать лучше нищим»?
Обвинитель: С точки зрения христианской и не изувера, что лучше — оставить стоять сосуд на том месте, где он находится, и дать тринадцати миллионам человек умереть от голода, или наоборот? Я спрашиваю вас, что с точки зрения христианской морали было бы приемлемей?
Патриарх: Да я думаю, что такого вопроса не может быть.
Председатель: Почему же не может быть?
Патриарх: Потому что в такой плоскости его не нужно ставить. Конечно, выше, чтобы сосуды не были пустые, но при каких условиях.
Обвинитель: Так вы считаете, что советская власть может спасти эти тринадцать миллионов голодающих только на те средства, какие есть?
Патриарх: Очень желал бы, но не знаю, чем располагает советская власть.
Обвинитель: А что, Цветков не говорил вам, что двенадцать миллионов обречены на верную смерть?
Патриарх: Но ведь я читал в ваших газетах, что советская власть справится.
Председатель: Вы всё время говорите: «в ваших газетах», «ваши постановления», «ваша власть». Создаётся впечатление, что вы этим подчёркиваете, «этим постановлением» и «этой властью» противопоставляете какие-то другие постановления и другую власть. Что вы имеете в виду?
Патриарх: Это не о контрреволюционном я говорю, а о ваших правительственных газетах. И я прошу занести в протокол, когда я посылал своё первое обращение за границу, я даже не понимал, что, невзирая на существующий образ правления, который, может быть, не всем нравится за границей, вы всё-таки должны нам помогать, какая власть стоит у нас. Это известно было.
Обвинитель: А вы думаете как? Если авторитетом патриарха подчёркивается то обстоятельство, что существующая власть грабит.
Патриарх: А если патриарх заявляет, что не взирайте на то, какая власть, ей вы помогайте?
Председатель: Туг большая разница. Значит, за границей — это одно, а дать самим — это другое? Вот когда нужно было, вы сочли возможным заявить за границей, а когда коснулся вопрос о немедленной близкой помощи, то вы выступили против.
Патриарх: Нет, прошу обратить внимание на то воззвание, которое прошло раньше.
Председатель: Это старое воззвание?
Патриарх: На протяжении пяти дней сделанное мной предложение было отвергнуто на том основании, что с иностранными лицами, которых кто-то предлагал, не следует входить в отношения, т. е. вести переговоры с иностранцами может вести только сама власть.
Председатель: Имеются ещё вопросы?
Обвинитель: К вам обращался кто-нибудь с просьбой подписать воззвание о помощи голодающим?
Патриарх: Нет.
Обвинитель: А протоиерей Дедовский?
Патриарх: Вообще ко мне приходило много народа. Если Дедовский был вместе с Русановым, то я знаю, что вы имеете в виду. Но того, что Дедовский миссионер или эксперт — этого я не знаю.
Обвинитель: Как это мошо случиться, что вы на одной и той же неделе за одно и то же и проклинали и благословляли? Вы проклинали всех, кто будет изымать ценности, а когда священник Дедовский предоставил вам послание обратного значения, вы собственноручно подписали, что с ним согласны?
Патриарх: Но оно не прошло.
Обвинитель: Как?
Патриарх: Оно не прошло. Я обращался в ПОМГОЛ, и оно не прошло.
Председатель: Значит, то ваше послание, которое вы послали для утверждения, не прошло, а прошло то, которое вы не послали на утверждение?
Патриарх: Мы и теперь ждём ответа.
Обвинитель: К нам в комитет приходили ходоки, крестьяне из Саратовской губернии, и заявляли, что патриарх от своей точки зрения отказался, перестал упираться и благословил изъятие.
Патриарх: Я это говорю не с целью агитации.
Обвинитель: Какие обстоятельства заставили вас отступить от старой точки зрения и вместо проклятия дать благословение? Это так, и в подтверждение этого у меня имеется документ, исходящий от вас.
Председатель: О каком документе вы говорите?