Счета, которые годами остаются невостребованными, на какое-то время, что называется, зависают, пока не переходят полностью под управление банком. Том знал, что американские банки держат их в открытом состоянии лет пять-шесть, после чего счета переоформляются и консервируются, в каковом виде находятся еще довольно продолжительное время. Но если и за это время никто не заявляет на них права, банки рассматривают такие счета как своего рода наследственную собственность и без зазрения совести тратят доходы с них на покрытие убытков, расходов и поддержание баланса. Еще более в этом смысле преуспели швейцарские банки, которые негласно считают себя полноправными наследниками выморочных или невостребованных счетов. Вкладчики нередко до такой степени засекречивают свои швейцарские авуары, что в случае безвременной смерти владельцев об этих счетах наследники даже не знают. И каждый раз, когда в странах «третьего мира» умирает какой-нибудь деспот, в подвалах банков на Банхофштрассе навечно оседают очередные миллионы долларов. И каждый раз, когда война сотрясает какой-нибудь уголок планеты и лидеры проигравшей стороны платят за поражение своими жизнями, их «левые» денежки находят последний приют в сокровищницах альпийской страны чудес.

Том прикинул: если деньги находятся в невостребованном состоянии с 1944 года, то счет, вероятно, законсервирован самое позднее в середине пятидесятых и с тех пор проценты по нему не начислялись. Но в случае если банк признает наличие счета, Тома такое положение, разумеется, устроить не может. Он потребует накопившиеся за все эти годы проценты, исходя, скажем, из четырех за год. Клейтон предполагал, что с ним будут торговаться, и решил в процессе переговоров пару раз скинуть около полупроцента, с тем чтобы, остановившись на сумме три миллиона, не уступать более ни цента. Если дело выгорит, он позвонит в «Интерфлору», закажет неприлично огромный букет цветов — такие можно купить только в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе — и прикажет отвезти его на могилу дедушки. Пребывая в таком позитивном настрое, он вошел в большое здание около Парадеплац и поднялся на лифте на пятый этаж, где его приветствовал улыбающийся Аликона.

На этот раз они двинулись в другую сторону. Комната для переговоров, куда его привели, определенно имела более высокий статус, чем прежняя, и относилась к разряду помещений, где банкиры разговаривают с наиболее ценными и уважаемыми клиентами. Никакой серийной мебели и светильников. Вместо настольных ламп горели канделябры, а синтетические паласы уступили место персидским коврам. В центре стоял стол для совещаний в окружении двенадцати стульев. Когда Том вошел, Аккерман уже поднялся, чтобы приветствовать клиента; на устах менеджера играла любезная улыбка — по крайней мере он очень старался таковую изобразить, — а правая рука была протянута для рукопожатия.

У Клейтона екнуло сердце: три миллиона, никак не меньше.

Когда они, пожав друг другу руки, усаживались за сверкающий полировкой стол красного дерева, Том заметил на его поверхности аккуратно разложенные папки с бумагами, на обложке которых уже было отпечатано его полное имя: Томас Д. Клейтон.

— Рад сообщить вам, мистер Клейтон, — сказал Аккерман, начиная встречу, — что согласно вашей просьбе мы завершили все необходимые в таких случаях мероприятия в рекордно короткий срок. — Он произнес эти слова так, как если бы поздравлял его с чем-то, но Клейтон, уловив нервозность в его интонации, лишь неопределенно улыбнулся и наклонил голову. — Из инструкций, данных вами вчера, — продолжал менеджер, заглядывая в лежавшие перед ним записи, словно для того, чтобы упредить возможные возражения, — мы сделали вывод, что вы не хотите оставлять номер счета отца, но предпочитаете, — он раскрыл два файла и передал их Клейтону, — открыть у нас два новых счета на свое имя.

Наверное, он имеет в виду номер счета деда, подумал Клейтон, но промолчал, следуя своему второму правилу банкира: «Если тебе сказали что-то, о чем ты не имеешь представления, храни молчание, притворись, что в курсе, и продолжай слушать».

Согласно кивнув Аккерману, он переключил внимание на файлы. В них лежали стандартные формы, необходимые для открытия счета, которые, впрочем, отличались от тех, что использовались в американских банках, — содержали меньше вопросов, но больше различных инструкций.

Клейтон вынул из кармана ручку и начал подписывать документы. Первым делом он взялся за текущий счет, который был, как он и просил, в долларах. Когда он поставил четыре подписи в нужных местах, Аккерман одобрительно кивнул. Что ж, все упрощается, когда имеешь дело со своим братом-банкиром, подумал Том, взялся за депозитный счет и поставил еще четыре подписи.

— Вчера вы сказали, — Аккерман вновь заглянул в записи, но не сумел полностью изгнать нервозность из своего тона, — что незамедлительно затребуете десять процентов со старого счета. Следует ли понимать это так, что вы желаете перечислить деньги на свой нынешний текущий счет, открытый у нас?

— Не могли бы вы назвать мне точную сумму, которая лежит на старом счете, мистер Аккерман? — Том постарался, чтобы его голос звучал по возможности естественно.

— Сорок два миллиона восемьсот двадцать шесть тысяч долларов. — Швейцарский банкир тщательно выговорил цифру за цифрой. — Плюс накопившиеся проценты, разумеется, которые будут начислены, — он посмотрел на стоявший на полке календарь, — фактически уже завтра. Они составляют сто двадцать четыре тысячи девятьсот девять долларов.

У Тома стала непроизвольно подрагивать левая рука. Чтобы скрыть это, он поморщился словно от боли, положил дрожащую руку на левое колено и начал массировать его.

— Старая спортивная травма. — Клейтон виновато улыбнулся. — Иногда дает о себе знать в зимнее время. — Он, как и Аккерман, тоже привык к большим цифрам. Сорок миллионов, четыреста миллионов… В отделе развития банка Клейтона регулярно упоминались и обсуждались подобные суммы. «Спокойно, Томас, — сказал он себе. — Считай, что это деньги других людей, или телефонные номера, или просто очередная сделка». — Да, я хотел снять около десяти процентов. А если точнее, — он сделал паузу и достал из кейса испещренный цифрами лист, в то время как Аликона помечал что-то в своем ежедневнике, — перевести пять миллионов долларов на счет фирмы «Таурус АГ» в моем банке в Лондоне. — Он передал листок с информацией по счету Аликоне. — Необходимо сделать это так, чтобы источник перевода остался анонимным. — Потом, повернувшись к Аккерману, добавил: — Таким образом, у меня остается тридцать семь миллионов восемьсот двадцать шесть тысяч. — Эти цифры слетели у него с языка довольно легко. — Какой наилучший процент вы можете предложить для этой суммы на ближайшие, скажем, девяносто дней?

— Учитывая весьма продолжительные контакты вашей семьи с «Юнайтед кредит банк», я имею возможность предложить вам четыре процента с четвертью. На условиях фидуциарного депозита, разумеется.

— Благодарю вас, это меня вполне устраивает. — Клейтон улыбнулся: даже его собственный банк дал бы ему куда более низкий процент. — Будьте любезны совершить транзакцию по завтрашнему курсу. Можете также приплюсовать накопившийся процент в сто двадцать пять тысяч к восьмистам двадцати шести… — Он на мгновение замолчал, производя необходимую калькуляцию. — Что составит в общей сложности девятьсот пятьдесят тысяч девятьсот девять долларов, каковые и отправятся на мой текущий счет.