Сегодня многие народы выторговывают себе коврижки за то, что в истории кто-то когда-то их обидел. Россия не позволяет себе нытья, не роняет воинскую честь. Если враг пришёл в дом — его бьют, если разбили — не помнят зла. И это правильно. Если народ начнёт плакаться — пиши пропало. Возможно, вам посочувствуют, потом предоставят льготы, потом накормят от пуза, но в итоге непременно поколотят. «Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели», сказал поэт, прошедший дорогами другой войны. Победитель. А победители 1812 года пели по праву:

Спесь мы Франции посбили, Ей кудерки пообрили!

Давно не звучала эта солдатская песня.

Но орёл всё ещё парит над Бородинским полем.

Бородино — поле русской славы

Ровно двести десять лет назад на Бородинском поле, в самом центре необъятной России, сошлись две сильнейшие в мире армии. Одни сражались за свою землю, другие пришли сюда издалека — в погоне за славой и наживой. Героическая слава Бородина нередко заслоняет всю войну 1812 года. Никогда на территории России не гремели столь масштабные, многолюдные и кровопролитные сражения. Такое не забывается.

К Бородинскому полю русские войска пришли не победным маршем.

Летом 1812 года Россией нависло чёрное солнце Аустерлица, предвещавшее новую грандиозную победу Наполеона.

Два месяца отступлений, горящие сёла и города, тысячи беженцев. Наконец, тысячи раненых, оставленных врагу — такова была трагедия Смоленска. Россия оказалась на грани катастрофы. Многим казалось, что причина поражений — предательство правящей элиты. Но две русские армии мужественно сопротивлялись наступающему врагу.

Два полководца

Багратион был вынужден подчиняться Барклаю как военному министру. Пожалуй, никогда в истории русской армии подчинённый не относился к командующему с таким презрением. «Подлец, мерзавец, тварь Барклай», — так ласково называл военного министра любимый ученик Суворова.

Фортуна отвернулась от Багратиона: в то время император относился к нему с предубеждением, все спорные ситуации он трактовал не в пользу самого популярного генерала русской армии. Любимая сестра Александра — великая княгиня Екатерина Павловна — и до, и после замужества была влюблена в Багратиона (кстати, её муж — принц Ольденбургский — уйдёт из жизни почти одновременно с Багратионом). Государя это раздражало. Грузинского князя, у которого в Петербурге было немало поклонников, но не меньше и врагов, отдалили от двора. Но, конечно, одним этим всего не объяснишь… Император писал Екатерине Павловне: «Убеждение заставило меня назначить Барклая командующим 1-й армией на основании репутации, которую он себе составил во время прошлых войн против французов и против шведов. Это убеждение заставило меня думать, что он по своим познаниям выше Багратиона. Когда это убеждение ещё более увеличилось вследствие капитальных ошибок, которые этот последний сделал во время нынешней кампании и которые отчасти повлекли за собой наши неудачи, то я счёл его менее чем когда-либо способным командовать обеими армиями, соединившимися под Смоленском. Хотя и мало довольный тем, что мне пришлось усмотреть в действиях Барклая, я считал его менее плохим, чем тот, в деле стратегии, о которой тот не имеет никакого понятия». Приговор строгий и несправедливый. Между тем, в Европе мало кто сомневался, что лучшим русским полководцем является именно Багратион. После Прейсиш-Эйлау многие зауважали ещё и Бенигсена, но о Багратионе Европа помнила с 1799 года. Он сражался под командованием Суворова в непобедимой русской армии XVIII века. Он был героем неудачной для антинаполеоновской коалиции европейской кампании 1805 года: прикрывал отступление русской армии. «Лечь всем, но задержать Бонапарта!», — такой приказ исполнил Багратион с шеститысячным корпусом храбрецов. Сражаться пришлось против почти тридцатитысячной армии. Но Багратион продержался, а потом прорвал окружение и присоединился к армии Кутузова. Да не просто присоединился, а по-суворовски: привёл с собой пленных и трофеи. Блестящий триумф!

Багратион олицетворял главное оружие русской армии — прорывную мощь смелого штыкового удара. Он не мог привыкнуть к поражениям, не желал мириться с тем, что есть в мире сила, опасная для русского воинства. Подчас он позволял себе шапкозакидательские настроения — возможно, в педагогических целях, чтобы офицеры не боялись французов, чтобы не действовал тот самый удавий гипноз завоевателей.

Сила Барклая — в умении осторожно и смиренно нести крест оборонительной войны против превосходящих сил противника. Слабость — в том, что он не верил в то, что русская армия способна биться с полчищами Наполеона на равных. Барклай не сомневался: в генеральном сражении Наполеон оставит Россию без армии, а это — позорный финал войны. Слабость Багратиона была в том, что он упрямо отвергал план оборонительной войны, противился ему, не подчинялся дисциплине. А сила — в той победоносной уверенности, которую князь вселял и в солдат.

Представим себе логику Багратиона… Русским ли бояться генеральных сражений? Князь Пётр Иванович хорошенько помнил Итальянскую кампанию 1799-го, когда Суворов за три месяца выполнил боевую задачу, в трёх генеральных сражениях разгромив французские армии. Это — его молодость, его слава. Разве русские тогда уклонялись от битв? И это — в далёкой Италии. А на Родине, где каждый холм нам в подмогу, из-за немца Барклая русские войска отступают, отдавая врагу губернии и города. Смоленск — ключ к Москве. Отступим — и подпустим врага к воротам Белокаменной. В этой ситуации Багратион не мог не увидеть предательства, преступного попустительства врагу.

План «скифской войны» и на бумаге был ему противен, а уж в реальности, когда французы устраивали конюшни в русских храмах…

Подчас мы воспринимаем Багратиона как лихого рубаку. Таким его видали на поле боя, в дыму и крови. При этом он не был деспотичен, и в искусстве управления людьми проявил немало тонкой проницательности. Приведу оценку А.П.Ермолова — первого интеллектуала армии: «Ума тонкого и гибкого, он сделал при дворе сильные связи. Обязательный и приветливый в обращении, он удерживал равных в хороших отношениях, сохранил расположение прежних приятелей. Подчинённый награждался достойно, почитал за счастие служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою; никогда подчинённый не повиновался с большею приятностию. Обхождение его очаровательное! Нетрудно воспользоваться его доверенностию, но только в делах, мало ему известных. Во всяком другом случае характер его самостоятельный. Неустрашим в сражении, равнодушен в опасности.

Нравом кроток, несвоеобычлив, щедр до расточительности. Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния». Как далека эта характеристика от образа неотёсанного вояки.

Багратион в тогдашней армии возглавлял «русскую партию». Да, он не был великороссом. И по происхождению, и по наружности — истинный грузин.