class="p1">В Рождественском манифесте накануне 1813 года император говорил с народом как проповедник и духовный лидер. Признавая заслуги полководцев и воинов, главным он считал провиденциальный подтекст победы. Составлял Манифест Шишков, но он не только прививал императору патриотическую идеологию, но и следовал его вкусам, нагоняя мистики. Храмы в те времена заменяли совинформбюро: батюшки воспроизводили Манифест перед прихожанами.

Сразу после молебнов с благодарностью за победу армия двинулась на Запад. Император чувствовал себя гражданином, даже императором мира — и потому подчас не придавал решающего значения сбережению русского народа. Нужно ли было продолжать войну в 1813-м году? Александру подчас противопоставляют Кутузова, который, как принято считать, был противником войны на чужой территории, за туманные интересы. Но князь Смоленский умер как раз в заграничном походе, по дороге в Саксонию. Кутузов понимал, что даже после катастрофы русского похода наполеон не прекратит бороться за мировую гегемонию. Понимал, что новой кампании не избежать. Но не желал, чтобы русская армия несла все тяготы войны в Западной Европе, освобождая немцев и австрийцев от французского владычества. Александр считал эту проблему второстепенной. К 1813-му году он научился относиться к мобилизации армий по-бонапартовски, считал сотнями тысяч. Колебания Кутузова считал препятствием на пути к победе. Немцы, безусловно, немало выиграли из-за антинаполеоновской одержимости Александра.

Битва за Париж стала для Александра праздником возмездия. К капитуляции французов принудила русская артиллерия, а к восстановлению монархии — такт императора Александра. Он въехал в город — и сделал всё, чтобы не выглядеть завоевателем. Какой-то парижанин крикнул: «Мы уже давно ждали прибытия Вашего Величества!». Александр ответил с улыбкой: «Я пришел бы к вам ранее, но меня задержала храбрость ваших войск». Он читал Плутарха и знал цену крылатым выражениям, в которых воплощается сила и великодушие героя. Такой ответ польстил французам, они повторяли его не без восторга. Александр в Париже собирал коллекцию таких маленьких побед.

Союзников Александра усиление России тревожило уже в 1814-м. Они не ограничивались газетными карикатурами на русских варваров. Европейские канцлеры без промедлений перейдут к секретным переговорам. Тайный антироссийский военный союз державы учредили поспешно. Глава английской дипломатии лорд Каслри уже несколько месяцев твердил в узком кругу, что, если Россия не захочет остановиться на Висле — её к этому нужно принудить войной. Роберт Стюарт, виконт Каслри, будущий маркиз Лондондерри, был опаснейшим противником. Это не платный агент пяти хозяев вроде Талейрана… Правда, Англия в то время вела войну в Америке, а Талейран готов был предложить англичанам французское пушечное мясо — взамен на щедрые субсидии.

Англичане не желали, чтобы, вместо колосса на Сене появился колосс на Неве. На новый 1815-й год лорд Каслри получил желанный подарок: пришло известие, что в Генте был подписан мирный договор между Британией и Америкой. Теперь у Англии развязаны руки. А через два дня, 3 января три дипломата собрались на тайную вечерю.

Это была не просто конвенция, а полноценный продуманный тайный военный союз. Каждая из трех держав обязывалась выставить армию в 120 тысяч человек: 30 тысяч кавалерии, 120 — пехоты. Плюс — артиллерия. Значит, в скором времени против России вступила бы в поход 450-тысячная армия. Расчёт прост: не допустить превращения России в единственную военную сверхдержаву. В генеральном сражении потрепать обескровленную в походах русскую армию. Уж тогда Александр станет смирным! А Россия откатится подальше на Восток, в Азию и не станет вмешиваться в европейские дела.

Между тем, Александр упивался ролью европейского гегемона. Восхищал дам и политиков благородными манерами и великодушными помыслами. И не знал, что против него готова двинуться огромная армия. Но русские дипломаты могли заметить, что австрийцы, англичане и французы неожиданно стали твёрже, самоувереннее.

Помощь пришла к Александру, откуда и не ждали — с острова Эльба. И вот уже Наполеон движется к Парижу, король Людовик XVIII бежит без оглядки от «корсиканского чудовища». Бежит опрометью — он даже не успел уничтожить архив! И Наполеон в кабинете короля обнаружил экземпляр «Секретного трактата об оборонительном союзе против России». Как ликовал Наполеон, изучая этот документ. Быстро же его противники успели перессориться… Сам Наполеон считал Россию империей варваров и после самосожжения Москвы только утвердился в этом мнении. Он боялся нового нашествия гуннов — завоевателей с Востока. И видел, что у России есть потенциал для экспансии. «Европой будут управлять казаки», — этой перспективой Бонапарт пугал современников. Но, прочитав трактат о тайном союзе Франции, Австрии и Англии, Наполеон решил не лезть напролом, а затеять международную интригу.

Он послал экземпляр «трактата» Александру. Сейчас русский царь опомнится. Конечно, он не станет союзником Наполеона, это исключено. Но он, несомненно, оставит австрийцев и англичан наедине с чудовищем. И тогда. У англичан в Европе войска немного, разбить австрийцев — невелика забота. И — всё сначала!

Александр на эти маневры не обратил внимания. Почему? Тут может быть несколько объяснений. Возможно, царь уже знал о переговорах.

Международный шпионаж в России со времён Потёмкина развит был отменно. Но главное — он опасался Наполеона сильнее, чем всех союзников-монархов, вместе взятых. А Талейрану и Меттерниху знал цену. Талейрану — в прямом смысле. Ведь французский дипломат несколько лет был платным агентом русского царя. Цену ему он знал.

Считается, что Александр после победы не боролся за территориальные приобретения, поставил себя выше этой суеты. Но права России на герцогство

Варшавское он отстаивал усердно, чем и напугал союзников. Российская империя во времена Александра окончательно обосновалась на берегах Вислы. Правда, щедрые либеральные дары императора не могли ни удовлетворить шляхту, ни умерить тревогу Лондона, Вены и Парижа. Но что ему, победителю, до всей этой суеты! Он знал, что такое триумф Агамемнона, Цезаря и Августа.

Консерватор и мистик

Первые пятнадцать лет правления завершались былинно, в ореоле победы и всемирного влияния. Россия после 1815-го при Александре не сражалась в Европе, но военное доминирование Петербурга ощущалось. А потом накатила усталость — и сподвижники перестали узнавать государя. Он стал сторониться политики с её ложью и кровью. Искал правду в беседах с монахами, в Евангелии. Сильная причина для раскаяния — косвенное участие в убийстве отца. Многое напоминало ему об этом злодеянии. Он молился, он истребил в себе монаршье честолюбие. Таким и ушёл. Но до ухода ещё десять лет пребывал на престоле после парижского триумфа.

Сейчас принято противопоставлять мессианство национальным интересам. Дипломатия Александра на развалинах Европы в больше степени была направлена на утверждение глобальных интересов человечества, чем Российской империи. И себя он видел именно на фоне мировой истории. Акт Священного Союза он