Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если исходить из этой логики, то там, в полях, ровно в шесть вечера ты можешь объявлять всем, что рабочий день закончился. Потоки беженцев пусть приходят завтра, и главное – не в обеденное время. Постоянные обстрелы, звуки разрывов которых доносятся до нашего лагеря, пусть тоже идут согласно графику, с перерывом на обед в сорок пять минут.
Вообще противоречий, а иногда даже и двойных стандартов – достаточно много. Например, коллеги из столицы дают комментарии прессе, а тебе нельзя; они нацепили на форму медали и нагрудные знаки, а тебе этого делать тоже нельзя. На твое «почему» никто тебе не даст вразумительного ответа. «Просто так» – как в каком-то детском мультике. Хочешь – терпи и соглашайся с такой политикой, а не хочешь – уходи. Я почему-то пока все еще терплю эти незначительные и другие, более существенные и значимые, противоречия.
Вечером в наш палаточный лагерь привезли оборудование и показали на большом экране какое-то кино.
Иногда по вечерам можно увидеть руководство пункта в гражданской одежде – люди устают от формы. Меня тоже посещает мысль переодеться в свою гражданскую одежду. Это какие-то новые, непривычные ощущения. Я сижу в автобусе у спасателей в футболке и джинсовых шортах. Мы только что разворотили армейский сухой паек и устроили себе праздничный ужин. За все мои командировки это был единственный случай, когда я надел гражданскую одежду.
Я снова приезжаю со спасателями на пункт пропуска «Успенка» – забрать новых беженцев. Мне показывают снятое на телефон видео два других спасателя, которые несут службу возле самой границы. На видео спасатель Миша Сенченко сидит и пьет из пластикового стаканчика чай. Все, казалось бы, нормально и не особо приметно, но только где-то за кадром, совсем рядом с местом съемки, раздаются звуки взрывов и короткие автоматные очереди, а прямо за спиной Михаила поднимаются клубы черного дыма. Голос оператора добавляет комментарий: «Мишаня пьет зачетный чай».
Мы были на этом самом месте, где сейчас несут службу Михаил и его коллега. Поэтому понимаю, что спокойствие Миши объясняется тем, что деваться ему некуда – никакого укрытия нет, можно только упасть и залечь на землю, но спасет ли это от прямого попадания? Вот и сидит Михаил, пьет чай, пока появилась свободная минутка – до этого и после он бегает от одного беженца к другому, помогает перетаскивать им вещи и грузить все это в автобус.
Кстати, несмотря на то что боестолкновения и взрывы происходят условно на украинской территории, но в силу того, что эта территория находится в каких-то пятидесяти метрах, часть осколков летит к нам – они с чавкающим звуком впиваются в российский чернозем.
В этой командировке у меня новый напарник – коллега из Москвы психолог Вероника Антимоник. Пока у меня сложилось определенное представление о коллегах из столицы, многие из которых ходят по пункту, обвешав себя медалями, а за кого-то из них я вынужден дорабатывать командировку. Но Вероника – это совсем иной пример. Она – профессионал и настоящий порядочный человек. Она не ходит в медалях, хотя они у нее есть – она побывала на многих выездах, включая горячие точки. Мы хорошо сработались с Вероникой, в нашем палаточном лагере она много общается с детьми и молодежью, оказывая психологическую помощь.
Был один случай, о котором мы с ней периодически вспоминаем в разговоре. Мы всегда опаздываем на обед или ужин, так как у нас много работы. Нам всегда оставляют по порции еды. В тот раз за нас побеспокоился спасатель Денис Горбачев – мой хороший товарищ, спасатель первого класса, человек, у которого за спиной несметное количество спасенных жизней, огромный опыт участия в спасательных операциях. Денис Горбачев – участник боевых действий. Сдержанный, спокойный, вдумчивый. Как-то вечером доносится очередь разрывов снарядов, и когда я спрашиваю у Дениса, слышал ли он взрывы, то он спокойно отвечает, явно о чем-то задумавшись: «Разве это взрывы?..»
В тот раз Денис Горбачев позаботился о нас с Вероникой и накрыл наши порции салфетками. Мы уже сидим и едим в душной палатке, предназначенной для приема пищи. Половина наших порций уже съедена, и вдруг мы обнаруживаем, что на нашей еде ползают личинки мух. Прием пищи закончен. Что делать дальше? Ведь личинки сейчас быстро вырастут в наших желудках и превратятся в подобие чужих из одноименного фильма.
Идем с Вероникой к медикам и спрашиваем, что нам делать. Медики утверждают, что личинки погибнут в наших организмах, попав в желудочный сок. Но мы скептически относимся к рекомендациям, и нам приходит мысль уничтожить вражеский объект спиртом. Теперь наш путь лежит к полевой кухне, где орудуют братья Николай и Алексей. Оба шеф-повара внимательно выслушивают нашу проблему и уводят за собой, в глубины своего полевого «ресторана».
Братья-близнецы наливают нам с Вероникой лекарство, заготовленное ими лично и привезенное с собой исключительно в лекарственных целях. Это чача, и в сорокаградусную жару она идет плохо, но этот спирт должен убить вредоносных личинок. Повара Николай и Алексей, из сострадания к отравившимся психологам, тоже пьют. Из-за сложившихся хороших отношений их даже не приходится уговаривать.
Намного позже, после этого лета четырнадцатого года, Вероника тоже уволится из ведомства и будет заниматься благотворительностью – она будет защищать права детей, активно вести работу по проблеме детского рабства на международном уровне.
На этом моя командировка временно заканчивается. Первое время дома я плохо сплю – часто просыпаюсь ночью и не сразу могу понять, где нахожусь. Снятся БМП и БТРы.
Около месяца я нахожусь дома, работаю и живу в прежнем режиме. Внимательно слежу за ситуацией на Донбассе. Почти все мое окружение пытается доказать мне, что это не наша война и не стоит обо всем этом думать. Я думаю иначе, и я еще не знаю, что раньше чем через год попаду туда, на Донбасс, в самое его сердце, как принято говорить – «за ленточку».
Летом мой отдел психологической диагностики проводит много исследований, поэтому у нас много работы, впрочем, как всегда. В наше подразделение и именно в мой отдел приходит новый сотрудник – Юлия Сергеевна Анисимова, в девичестве Илларионова. Мы учились с ней вместе в одном университете, только я учился на несколько курсов старше. Об этом я узнал уже на собеседовании с ней. Юля – редкий оптимист, творческая