— Эй, сэр! — крикнул он. — Уж не вы ли это, того… отлили сюда?

— Во-первых, я больше не «сэр», — крикнул я в ответ.

— А кто тогда?

— Лорд! Если вы имеете в виду мой статус, — ответил я на дерзкий выпад.

Он не понял шутки. То, чего не показывали на «ютубе» и что не являлось ситкомом, Майкл Шеринг не воспринимал как шутку.

— Лорд? — переспросил он, и тут кто-то из его приятелей — вероятно, Дейв Харфорд — пробормотал:

— Леди, — и они расхохотались.

Я оставил их наслаждаться победой. Я наконец-то освободился от них.

Я был свободен. Свободен сидеть здесь, в этой комнате, и наслаждаться сбывшейся мечтой: кофе с молоком в кружке с логотипом фирмы «Кодмастерс» за ветхим столом в комнате над магазином видеоигр, по соседству с заведением, принимаемым всеми за бордель, хотя оно таковым не является. Свободен смотреть фильм о животных, умеющих рисовать. И кто теперь смеется, Майкл Шеринг?

Я знаю, что вы думаете. Деньги, правда? Деньги делают мое положение более приятным? Говоря по правде, нет. Мне платят гроши. За те же деньги я мог бы разносить газеты. По крайней мере тогда я бы точно занимал более прочное положение в мире прессы.

В этом случае у меня было бы больше шансов заслужить одобрение лондонских пишущих кругов. Но это только начало. Мы с Сарой всегда строили грандиозные планы и копили деньги для их осуществления. Когда наши отношения дали трещину, каждый из нас пристально следил за своей половиной сбережений, хотя друг другу мы в этом никогда не признаемся.

Хорошо быть практичным человеком: надежда со временем тает, но проценты растут. У меня был неплохой счет, я не платил за квартиру и строил большие планы на будущее. Эти планы включали в себя занятие журналистикой. Или путешествия.

Сейчас я подвизаюсь в «Лондонских новостях», но завтра это может быть «Вэнити фэр», или «Конде насте тревеллер», или «Джикью». Времена, когда я продавал мнения, коими я, впрочем, и не особенно обременен, людям абсолютно индифферентным, остались в прошлом. Надо, впрочем, сказать, что всякие там пиарщики интересуются моей писаниной, а уж художники и музыканты — тем более.

Между ними и мной стояли пиарщики, а между последними и мной — редакторы, так что меня не волновало, как мои отзывы повлияют на авторов и существует ли между нами обратная связь.

Чувствуя, что надо встряхнуться, я включил «Следы когтей: дикое искусство». Просмотром этого фильма я надеялся проверить свою журналистскую беспристрастность.

— Как кино? — поинтересовался Дэв.

— Потрясающе. Ты знал, что морские львы по выходным обычно малюют оранжевой краской?

— Правда? — удивился он.

— Во всяком случае, это никем не оспаривается.

Я добросовестно просмотрел весь фильм. Сначала там показывали кошку, сидевшую на мольберте и лапами размазывавшую краску вокруг себя. Затем был слон-импрессионист, покрывавший посредством хобота огромный холст синими тонами. Творческий процесс проходил под аккомпанемент восторженных восклицаний дамы в шляпке. Поймал себя на мысли, что у меня получилось бы лучше, но потом должен был признать, что как-то упустил из виду обстоятельство — я-то ведь не слон.

— Какие планы на сегодня? — поинтересовался я.

— Один парень обещал принести лимитированное издание саундтреков к сеговским играм. На синем виниле. Музыка из «Голден экс», «Аутран» и другие классные вещицы.

— Тебе не на чем слушать.

— В нашем деле главное — обладание. А ты что собираешься делать?

— Хочу заскочить в редакцию — посмотреть, как там справляются без меня.

— Почему бы просто не написать им?

Он был прав: большая часть моих контактов с редакцией проходила через электронную почту, — но мне нравилось бывать в офисе. Нравилось взаимодействовать с коллегами. Нравились традиции. Редакция напоминала учительскую, и я всегда был рад поболтать с другими журналистами. Кроме того, это давало мне повод покинуть магазин и Каледониан-роуд.

— А что насчет вечера? — заговорщицки подмигнув, поинтересовался Дэв. — Встретимся там или пойдем вместе?

— Куда? — попытался я сделать вид, будто не понял его.

— В «Снеппи-снепс», — пояснил он с обиженным видом. — Шарлотт-стрит.

— А, да… Но мне надо пойти на это открытие галереи. Для газеты. Это в Уайтчепеле; я не знаю, во сколько все закончится, так что…

— Прекрасная Зои будет там?

— Нет, она не придет.

— Как часто она вспоминает обо мне?

— Можно пересчитать по пальцам.

— Ах… Но ты же не знаешь, как часто она обо мне думает.

— Если это возможно, то еще реже, чем говорит. В любом случае мне надо там быть, а сейчас я должен сесть и продумать темы статей для других журналов, и…

Дэв посмотрел мне в глаза.

— Приятель, разве тебе не интересно? Даже я заинтригован, хотя ни разу не видел эту девушку. Судя по всему, ты ее просто вообразил себе, а фотоаппарат купил по случаю. Пошли!

— Она существует. Но я занят. И все это немного… странно. Кроме того, зачем? Чтобы мы, как два извращенца, взглянули на фотографии какой-то девушки?

— Да! — ответил Дэв. — Именно!

— Нет. Это глупость. Было бы еще нормально, если бы выбрали часовую проявку.

— Но они закрывались!

— Я хочу сказать, как завершение вечера это смотрелось бы нормально: в конце концов, чего не сделаешь спьяну в ресторанном угаре, — но не кажется ли тебе, что возвращение за снимками на следующий день смахивает на умышленное деяние?

— Чушь! — возразил Дэв, и тут прозвенел колокольчик над дверью.

— Тогда это просто вульгарно.

— Павел, — воскликнул Дэв, — заходи!

Павел вошел, споткнувшись на пороге о деталь от конструктора «Лего».

— Привет Джейсон. Дэв, ты должен мне четыре фунта за вчерашнее и шесть фунтов за «Ежиновку».

— Павел, можешь объяснить мне одну вещь? Джейс, — он указал на меня, — получил от симпатичной девушки пленку с фотографиями, и не хочет их печатать.

— Не понял? — переспросил Павел. — Так сам и напечатай их.

— Она мне их не давала…

— Она оставила их у него в руках.

— Это тоже не совсем правда.

— Ты украл фотографии этой особы? — оживился Павел.

— Нет!

— Она знает, что пленка у тебя?

— Не совсем.

— Она может это узнать?

— Эмм… Нет…

— Напечатай их.

Дэв выглядел вполне довольным. Отчасти потому, что фотографии, как он знал, уже напечатаны.