— Нельзя больше ждать, — встал Клейн. — Едем. Уже сорок минут десятого!

— И начал граф на битву собираться! — заговорил Аник напевно, натягивая синие джинсы. — Надел рубаху он, окрашенную в пурпур, надел он сапоги кордовской кожи и начал примерять доспех тяжелый. Кольчуга — крепче не было и нету! — колечками блестит, как чешуею; не прорубить ее клинкам неверных! Шишак надежный с кованым навершьем, с наносьем, изукрашенным на диво — ударов булавы он не боится! Щит, пояс, рукавицы боевые — над ними, Бог свидетель, потрудились на славу щитники, швецы и кожемяки…

— И не забыл набор он джентльменский — платок для носа, запасную челюсть, — прибавил Клейн, надевая свои темно-синие и более просторные джинсы — затычки для ушей и глаз протезный, костыль, бандаж…

— …лорнет и зубочистки…

— …без коих в бой идти — одно расстройство.

— Я без оружия иду на дискотеку, — Аник вжикнул «молнией», застегивая черную «косуху», — а ты, мой верный Клейн, — ужели ныне идешь на танцы с голыми руками?

Клейн молча предъявил гвоздь сантиметров на пятнадцать и убрал его во врезной карман своей кожанки.

У зеркала они, не сговариваясь, встали плечом к плечу — иначе оба в нем не помещались. Аник — кожаная кепочка, отложной воротник, пояс в талию, охряно-желтые сапожки со скошенными каблуками и заостренными носами, по-ковбойски. Клейн — черная вязаная шапочка албанского сепаратиста, куртка пошире, по фигуре, на застежке-планке, аскетический воротник-стойка, ботинки с рубчатой подошвой; все кожаное на обоих, черное, включая перчатки.

— А мы еще ничего! Мы можем нравиться не только падшим женщинам! — воскликнул радостно Аник и поковылял к выходу на полусогнутых, слегка расставляя колени, вихляясь и гнусаво припевая:

Когда мы с другом выходили,

Все лярвы пялили глаза!

Клейн еле сдержался, чтоб не отвесить ему пинка для скорости.

По пути проверили — не помешает — положение заряда и маркера. Все там же. С микрофона часов на руке Марсель шел галдеж и гогот молодых голосов.

— Вспоминаю юность, — Аник жадно втянул ноздрями воздух. — Я молодею! Я уже совсем как мальчик!

Когда запарковали «вольво» на стоянке «Арсенала», Клейн законопослушно направился к воротам, но Аник перехватил его и поволок в обход:

— Там есть окошки. Ты что, никогда не лазил на танцульки через сортирное окно?! Тебя с гвоздем не пустят.

Окна были не сказать, чтоб низко. Клейн ощупал кладку стены, поковырял пальцем в перчатке по швам между камнями.

— Залезть можно.

— Не можно, а должно! Становись в позу атланта, я полезу по тебе. Ну не ты же по мне! ты весишь, как борец сумо!

Перси было худо. От зелья его так расквадратило, что он топал мимо унитазов и писсуаров, сталкивая удивленных парней с дороги, пока не уперся в тупик последней секции многокомнатного туалета и стал по-звериному озираться, отыскивая раковину. Присутствующим показалось, что он ищет, на кого наброситься, и они понемногу усочились от греха; Перси прихлопнул дверь секции и принялся сосать из крана холодную струю, временами отрываясь, чтобы сплюнуть и вдохнуть со всхлипом. Умылся. В ушах тонко звенело, секция мутилась и колебалась в глазах. Он прислонился к плиточной стене, иногда потряхивая головой и бормоча что-то. Заглянувшие к нему поспешно прикрывали дверь.

Потом — он вскинулся на звук — из стены полезли голова и руки, затем плечи. Черный человек.

«Черные люди явились за мной», — ужас чуть не подрубил Перси колени.

Черный согнулся, взявшись за раму, и выкатился из окна изящным сальто, приземлившись на ноги.

— Ага, привет, — кивнул Перси; колени окрепли. Рогов у черного не было. — Я думал — молодняк пробирается. А ты вроде не пацан. Чего, пять талеров на вход нету?

— Я из принципа. Клятву на мече дал — пока не поседею и не трахнет паралич, на танцы ходить без билета, — черный отряхнулся и брезгливо осмотрел перчатки со следами пыли. — Подсоби, там еще приятель карабкается. Большущий кабан; я один не втащу.

Уперлись вдвоем — следующий посетитель вправду был мясист, чуть собой окно не закупорил.

— Что ж ты так разъелся, культурист? — кряхтел черный, нажимая ногой в стену. — Сбросил бы килограммов тридцать, а?

Когда кряжистого малого втащили, Перси испугался по-настоящему, трезво. И зелье улетучилось, как и не пил его. Пока крепыш сопел и обмахивал руками кожанку и джинсы, Перси бочком-бочком заструился к выходу.

— Куда?! — негромко рявкнул первый черный, и лицо его не по-хорошему изменилось; Перси замер. — Заложить нас собрался?

— Не, не, я так…

— Это гонщик. — Невозмутимый маленький атлет изучал Перси, словно повар — курицу на разделочной доске. — Из «феррари». Я его запомнил. И он меня — тоже.

— Я? нет, я не гонщик, — отрекся Перси. — Я… чернокнижник.

— Демонов вызываешь? — поинтересовался атлет.

— Вот мы и пришли, — Теперь Перси опознал и первого, он тогда пересел спереди назад; приятель крепыша взял Перси за плечо. — Веди нас к своему господину и повелителю.

— Мужики, мы в расчете. Проиграли, бабки выложили. Я четвертной отдал.

— Господь с тобой, какие деньги?.. Мы за своим добром. Вперед, чернокнижник.

— Повеселились, — мрачно молвила Рамбур. — Вон Перси легавые ведут. Сейчас всех шмонать будут.

На первый взгляд, двое, под конвоем которых брел унылый Перси, действительно напоминали сотрудников инспекции по делам молодежи — любят они рядиться под опекаемых. Но на второй взгляд Вальдо понял, что…

— Это не легавые. Марти, там твой родич с другом.

Марсель обернулась — и ахнула. Клейн и Аник! здесь?! откуда?!

— Мартина, привет! — Аник взмахнул рукой снизу вверх, и Марсель поклялась бы, что с его пальцев брызнули и растаяли бледные сиреневые искры.

И жест!

Как в фильме, в том — «Море цвета крови».

Какого-то дельца, не угодившего Марвину, привезли в песчаный карьер, выволокли из машины. Идет дождь, темно. Делец оправдывается, умоляет. В стороне стоит высокий тонкий парень в шляпе и пальто с поднятым воротником, курит. Лица почти не видно. Марвин делает знак, парень быстро подходит — и взмах. Такой же взмах и синий блеск ножа, и еще раз. Свет фар на миг выхватывает лицо убийцы.

— Кто это? — шепнула Рамбур Вальдо.

— Садовник.

— Да, Садовник. — Аник снял узкие черные очки; он был уже так близко, что услышал. — Что тебе сделать — клумбу подстричь или газончик разровнять? — И все двусмысленно, с какими-то опасными движениями кистью.

Марсель не знала, что сказать, зато Вальдо знал.

— Какие проблемы, парень? Мы как бы не в долгах.