двенадцать целых четыре десятых миллиона фунтов на короткий срок под высокий процент одной международной строительной компании: закрыть брешь в текущей наличности. Где-то в промежутках я обзванивал знакомых, собирая информацию и мнения об Оливере Нолесе — не потому, что за жеребца запрашивали чрезмерную цену, а просто такова была обычная предварительная процедура.

Ознакомление с предпосылками, вот как это называлось. Только когда предпосылки были приемлемыми, могли вестись дальнейшие переговоры о ссуде.

Оливер Нолес по отзывам был человек здравомыслящий и сдержанный. Ему сорок один год, и у него конный завод в Хартфордшире. В хозяйстве имелись три жеребца-производителя, обильный запас кормов для привозных кобыл и сто пятьдесят акров пастбищ, унаследованных им после смерти отца.

В разговоре с управляющими местных банков всегда внимательно прислушиваешься к тому, о чем они умалчивают, но управляющий банка Оливера Нолеса умалчивал не о многом. Ни в малейшей степени не обсуждая дела своего клиента в деталях, он сказал, что одноразовые крупные ссуды всегда выплачивались должным образом и что деловая хватка мистера Нолеса заслуживает похвалы. Из такого источника это звучало как панегирик.

— Оливер Нолес? — сказал давний приятель по скачкам. — Лично не знаком. Поспрашиваю у людей. — И через час перезвонил с новостями:

— Кажется, он тип неплохой, но его женушка только что улизнула с канадцем. Может, он поколачивал ее тайком, кто знает? А еще говорят, что он так же честен, как любой коннозаводчик, пока его ни на чем не поймали. А как поживает ваша матушка?

— Прекрасно, благодарю вас. Она в прошлом году вышла замуж. Живет в Джерси.

— Вот и хорошо. Она милая леди. Всегда покупала нам мороженое. Я ее обожал.

Улыбаясь, я положил трубку и попытал счастья в инспекции по кредитам.

Никаких черных меток, ответили мне; Нолес вполне платежеспособен.

Я сообщил Гордону через комнату, что, по-моему, отовсюду нам дают зеленый свет, и в тот же день за ленчем повторил новости для Генри. Тот обвел взглядом стол и получил в ответ несколько кивков и несколько гримас, а остальные ничего не решили.

— Сами, конечно, мы все не потянем, — сказал Вэл. — Но это не совсем то, с чем мы могли бы обратиться к нашим обычным источникам. Они подумают, что мы рехнулись.

Генри кивнул.

— Нам нужно организовать приватную подписку среди своих. Я знаю пару-тройку человек, которые могут войти в долю. Два миллиона дадим сами, по-моему, это и все, на что мы можем решиться. Два с половиной — уже перебор.

— Я не одобряю, — сказал несогласный директор. — Это безумие. А что, если чертова тварь сломает ногу?

— Существует страховка, — кротко сказал Генри. Среди наступившего короткого молчания я сказал:

— Если вы собираетесь ввязаться в это дело, я могу узнать мнение специалистов о родословной Сэнд-Кастла, а потом устрою анализы крови и семени. И еще: знаю, что это необычно для ссуды, но, по-моему, кому-то типа Вэла неплохо бы лично встретиться с Оливером Нолесом и посмотреть на него вблизи. Слишком рискованно ставить такую сумму на лошадь без тщательной проверки.

— Только послушайте, кто это говорит, — вставил несогласный директор, но без особого недоброжелательства.

— Гм, — задумчиво промычал Генри. — Что вы скажете, Вэл?

Вэл Фишер провел рукой по своему гладкому лицу.

— Надо ехать Тиму, — сказал он. — Он провел всю подготовительную работу, а я о лошадях знаю только то, что они едят траву.

Несогласный директор чуть не вскочил на ноги в порыве чувств.

— Слушайте, — воскликнул он, — это же смехотворно! Как мы можем финансировать лошадь?

— Ну, что ж, — ответил Генри. — Разведение чистопородных животных — большой бизнес, десятки тысяч людей во всем мире посвящают этому жизнь.

Смотрите на это занятие как на любое другое производство. Мы же вкладываем деньги в постройку кораблей, в машины, в текстиль, продолжайте сами. И, заметьте, ничто из этого, — улыбаясь, закончил он, — не может умножать капитал, производя себе подобных.

Несогласный медленно покачал головой.

— Безумие. Совершенное безумие.

— Езжайте и поговорите с Оливером Нолесом, Тим, — велел Генри.

Однако я решил, что, прежде чем выслушивать самого Оливера Нолеса, благоразумнее будет хотя бы в общих чертах ознакомиться с финансовой стороной племенного разведения. Тогда я буду лучше представлять, разумно ли то, что он предлагает, или нет.

Сам я не знал никого, кто бы разбирался в предмете, но одна из прелестей коммерческого банка — разветвленная сеть людей, которые могут найти людей, у которых есть необходимая информация. Я разжег сигнальный костер, и с отдаленных, невидимых за дальностью горных вершин ко мне повалили ответные клубы дыма.

Мне сообщили, что лучше всего обратиться к Урсуле Янг.

— Она агент по торговле лошадьми, или попросту барышник. Умна, словоохотлива, отлично знает свое дело. Она когда-то работала на конном заводе, так что и в коневодстве тоже разбирается. Она говорит, что объяснит вам все, что угодно, только если вы сможете подъехать к ней на встречу: на этой неделе она будет в субботу на скачках в Донкастере, и она слишком занята, чтобы специально выбирать время для разговора.

Я отправился на север в Донкастер поездом и встретился с этой леди на ипподроме, где должны были состояться последние в этом году гладкие скачки.

Она ждала, как было условлено, у входа для членов клуба, и на ней был приметный красный бархатный берет. Она затащила меня в бар, к уединенному столику, где нас никто не мог прервать.

Лет пятидесяти, грубоватая, подтянутая, безапелляционная, она была склонна обходиться со мной как с ребенком. Но она же терпеливо прочитала мне бесценную лекцию о выгодах владения племенным жеребцом.

— Остановите меня, — сказала она вначале, — если я скажу что-нибудь, чего вы не поймете.

Я кивнул.

— Отлично. Скажем, вы приобрели коня, который выиграл Дерби, и хотите обратить ваш золотой прииск в капитал. Вы прикидываете, сколько, по вашему мнению, могли бы выручить за коня, затем делите это на сорок и пытаетесь продать каждый из сорока паев по этой цене. Возможно, продадите, возможно, и нет. Это зависит от коня. За Троянцем, например, выстроятся в очередь. Но если ваш победитель не чистопороден до отвращения или малоизвестен вне Дерби, вы получите прохладный отклик и должны будете снизить цену. Пока понятно?

— Гм, — сказал я. — Почему именно сорок частей?

— Вы что, вообще полный чайник? — изумилась она.

— Поэтому я и здесь.

— Ну, что ж. Жеребец покрывает сорок кобыл за сезон. Сезон длится примерно с февраля по июнь. Кобыл привозят к жеребцу, разумеется. Сам он всегда остается на месте. Сорок — это просто обычная норма: физическая, я имею в виду. Некоторые способны и