Я стал соображать.

— Да, кажется, была.

Он кивнул.

— Я решил отказать.

— Почему?

— Гм. Он ведь очень молод, или что-то еще такое...

— Талант — свойство врожденное.

Гордон скользнул по мне коротким оценивающим взглядом и вернул рисунки.

— Что ж, — сказал он. — Желаю ему успеха.

Известие о том, что дядюшку Фредди заметили в здании банка, мигом разнеслось по всем отделам и заставило выпрямиться многие расхлябанные хребты. Дядюшка Фредди был знаменит тем, что извергал убийственно меткие суждения о людях в их присутствии, и не я один находил, что банк становится гораздо спокойнее (и гораздо самодовольнее), когда он ретируется.

Он был известен как «мистер Фред» в отличие от «мистера Марка» (деда) и «мистера Поля», Основателя. Никто и никогда не звал меня «мистер Тим»: знак изменившихся времен. Следуя установившемуся порядку, дядюшка Фредди проводил утро во Внешних Вложениях, где проработал всю жизнь. После ленча он заворачивают в зал заседаний, из вежливости просовывал голову в Ценные Бумаги и заканчивал марш-броском через Банковские Операции. По пути, руководствуясь внутренним телепатическим чутьем, он узнавал, что творится в коллективном разуме банка, и безошибочно ощущал, откуда дует ветер.

Он был в банке, когда там взорвалась «Что Происходит...».

Алек по обыкновению выскользнул к местному ларьку, как раз когда доставили свежие газеты, и вернулся с шестью экземплярами, которые банк официально выписывал. Никто в Сити не мог позволить себе не знать про то, Что Происходит у них под носом.

Алек разносил подписные экземпляры по одному на каждый этаж, а наш придерживал у себя, чтобы прочитать первым, заявляя, что заработал чаевые.

— Твой дядя, — доложил он по возвращении, — закидывает дерьмом беднягу Теда Лорримера из Инвестиций за то, что тот прошляпил с продажей «Уинклер Консолидэйтед», когда даже косоглазый бабуин сообразит, что они по уши завязли в центральноамериканских махинациях, а голова, торчащая не оттуда, так и просится, чтоб ее оттяпали.

Гордон негромко фыркнул в стенографический отчет. Алек сел за свой стол и развернул газету. Нормальная жизнь офиса продолжалась где-то минут пять, а потом Алек подскочил на стуле, точно его шилом кольнули.

— И-исус Христос, — прошептал он.

— Что такое?

— Наш младенец опять течет.

— Что? — сказал Гордон.

— Лучше прочитайте это. — Он протянул газету Гордону, который по мере чтения наливался гневом.

— Это позор, — сказал Гордон. Он сделал движение, чтобы передать газету мне, но Джон, вскочив на ноги, только что не силой выхватил ее у него из рук.

— Я должен увидеть первый, — с нажимом проговорил он. Затем отнес газету на свой стол, методически разместился сам, разложил страницы на плоской поверхности и принялся читать. Гордон безмятежно наблюдал за ним, а я ничем не ответил на вызов. Джон неторопливо дочитал, не сказал ничего, но, стиснув зубы, передал газету не мне, а Руперту; а Руперт проглотил статью, широко раскрыв глаза и тихо ахая, и наконец принес ее мне.

— Скверно, — сказал Гордон.

— Сейчас узнаю. — Я откинулся на спинку стула и поднял оскорбительную колонку к глазам. Озаглавлена она была «Обманки в банке» и гласила следующее:

"Возможно, читателям не слишком хорошо известно, что во многих коммерческих банках две трети годового дохода складывается из процентов на ссуды. Отдел Инвестиций, Управление Кредитов и Общие Финансы — это прикрытие для публики, театральная мишура, маскирующая истинное лицо этих весьма скрытных банков. Они вкладывают (чужие деньги) в рынок ценных бумаг, они выступают в качестве посредников при объединениях и слияниях предприятий, и эта их деятельность год за годом широко освещается на страницах биржевых отчетов.

А ниже этажом, так сказать, лежит хвост, который вертит собакой, таинственный отдел банковских операций, где мирно ссужают деньги из собственных глубоких сундуков и загребают огромные барыши в виде процентов; причем размер процентных ставок устанавливают сами.

Этим процентным ставкам нет необходимости быть высокими. Кто в «Поль Эктрин Лтд» успешно ссужает сам себе кругленькие суммы из этих сундуков за ПЯТЬ процентов? Кто в «Поль Эктрин Лтд» открывает частные компании, НЕ занимающиеся тем бизнесом, под который якобы ссужаются деньги? Кто не объявляет, что эти компании принадлежат ему?

Человек-с-улицы (бедный недотепа) был бы счастлив получить неограниченную наличность из «Поль Эктрин Лтд» за пять процентов годовых и вложить ее туда, где платят больше. И у банкиров есть свои маленькие развлечения".

Я оторвал взгляд от оскорбительной статьи и взглянул на Алека; тот, разумеется, ухмылялся.

— Интересно, кто запустил руку в банку с вареньем, — сказал он.

— И кто ее там поймал, — добавил я. — Ага. Гордон мрачно заметил:

— Это очень серьезно. — Если этому поверить, — сказал я. — Но газета...

— начал он.

— Да ну, — прервал я, — они уже и раньше на нас наезжали, помните?

Еще в мае. Помните, какая тут поднялась суматоха? — Я был дома... с гриппом. — Ах, да. Ну, фурор давным-давно стих, и никто не выступил с опровержением. Эта сегодняшняя статья просто высосана из пальца. А значит... будем исходить из того, что кому-то захотелось потрепать банку нервы. Кто и что имеет против нас? Чьей спятившей башке мы, например, отказали в ссуде?

Алек уставился на меня с преувеличенным восторгом.

— И тут Шерлок Холме пришел на помощь, — восхищенно продекламировал он. — Теперь мы можем спокойно пойти пообедать.

Гордон, однако, задумчиво сказал:

— Тем не менее вполне возможно основать компанию и ссудить ей деньги. Все, что для этого требуется, — повозиться с бумагами. Я сам мог бы это сделать. И кто угодно из сидящих здесь, разумеется, в пределах своих возможностей. Если бы думал, что может выйти сухим из воды.

Джон кивнул.

— Нельзя позволять, чтобы Тим или Алек шутили над этим, — значительно сказал он. — Сама репутация банка поставлена под угрозу.

Гордон нахмурился, встал, взял газету с моего стола и пошел поговорить с Почти-Равным себе в комнату, окна которой выходили на собор св. Павла. Сеется ужас, подумал я. Выступает холодный пот, и сердца банкиров трепещут в страхе.

Я мысленно прикинул, кто в нашем отделе имел такую возможность и обладал достаточной властью: тех, кто мог теоретически это сделать, оказалось двенадцать, начиная с Вэла Фишера и кончая мной самим.

Но... не Руперт же, еще погруженный в свое горе: у него нет ни сил, ни желания становиться мошенником.

Не Алек, само собой: просто потому, что он мне нравится.

Не Джон: слишком себя уважает. Не Вэл, не Гордон: немыслимо. Не я.

Остались те, кто пасся на других лужайках, а я не настолько хорошо их знал, чтоб судить. Может быть, кто-то из них поверил, что очень крупный куш стоит риска разоблачения и полного краха; но