И вновь Денис задумался: какая она на самом деле? Но лунный свет (он решил, что это лунный свет) делал ответ на этот вопрос совершенно невозможным.

Безусловно, она намного красивее, чем может быть любая смертная женщина. И все же теперь, когда он обнажил второй меч, ему показалось, что она в чем-то уступает даже самой жалкой из смертных женщин. В каком-то смысле она была… нереальной.

И он понял, что теперь не желает ее.

В его руку все еще текла сила из рукоятки меча. Охваченный внезапным любопытством, он взглянул на то, что сжимали его пальцы. И в лунном свете, ничего не поняв, увидел простой белый круг с черной пустотой внутри.

Чудо из чудес — похоже, богиня вела какую-то внутреннюю борьбу.

— Дай мне… — заговорила она, все еще стараясь придать голосу повелительность. Но после первых же двух слов ее голос дрогнул, и она замолчала.

Афродита обессиленно отодвинулась от борта (Денис потрясенно отметил, каким неуклюжим оказалось это движение) и снова замерла, все еще стоя коленями на шелковых подушечках. Облако залитых лунным светом волос скрывало ее лицо.

— Нет, — возразила она сама себе, заговорив уже иным, гораздо более мягким голосом. — Нет, не давай его мне теперь. Я богиня и могу забрать у тебя меч. Но не стану.

Рука Дениса, держащая меч, дрогнула, и лезвие медленно опустилось. Меч ощущался в его руке мертвым грузом, хотя от него все еще исходила сила. Денис испытал ошеломляющую… жалость к богине, смешанную с легким отвращением.

— Не давай его мне, — повторила Афродита новым, негромким и задумчивым голосом. — Это может тебе навредить. — Помолчав, она изумленно добавила: — Значит, это и есть любовь? Я всегда гадала, но никогда не знала, какая она. Теперь я понимаю, что она может быть ужасной.

Она подняла голову, и из-под облака ее волос показались широко расставленные глаза.

— Я вижу… что тебя зовут Денис, мой возлюбленный. И что ты уже знал десятки женщин, а мечтал еще о тысячах. Но по-настоящему ты еще не знал ни одну из них. Не сможешь ты, полагаю, когда-либо по-настоящему узнать и богиню.

И Афродита вздохнула.

Денис мог лишь молча стоять. Он испытывал невыносимую жалость к этой прелестной женщине и желал, чтобы она поскорее покинула его. Одновременно ему хотелось выпустить из рук меч, швырнуть его в реку. Ему казалось, что всего несколько секунд назад, пока он не обнажил Судьбоносец, его жизнь была намного более значительной и славной. Но меч не позволит ему избавиться от себя, как не позволит богине завладеть им.

— Я люблю тебя, Денис, — произнесла Афродита. Денис лишь что-то смущенно буркнул в ответ. Потому что любые слова, подумалось ему, окажутся неуместными, неловкими, обыденными и убогими, как и все, что он делал. Он не любит и даже не желает ее. И не сможет, поэтому ему и хочется, чтобы она оставила его.

— Меч, который ты держишь, любимый, — тихо сказала она, — справедливо назван Судьбоносцем, потому что я теперь вижу — он воистину открыл мне мою судьбу… мой рок.

— Нет! — запротестовал Денис, уже испытывая к ней жалость, но еще не зная, чего страшится.

— О, да. Я, которая веками развлекалась любовью мужчин, должна теперь почувствовать то, что чувствовали они. А раз я теперь люблю тебя, то не могу забрать у тебя Судьбоносец. Если я сейчас лишу тебя меча Правосудия, мой маленький смертный возлюбленный, то это причинит тебе много вреда. Я богиня, поэтому предвижу это. Но вот Целитель… будет лучше, если я заберу его с собой.

Денис хотел сказать, что он очень сожалеет, но слова застряли у него в горле.

— Как было бы приятно, если бы и ты мог сказать, что любишь меня. Но не лги. — И тут богиня протянула руку с мечом Любви над все еще разделяющей их полоской воды и коснулась кончиком ножен Целителя груди Дениса напротив сердца. — Я могу… но не стану. Мои объятия не станут для тебя благом — ни сейчас, ни потом. Быть может, когда-нибудь. Я люблю тебя, Денис, и ради тебя должна сейчас сказать: «Прощай».

Богиня неожиданно наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Нет… нет. — Денис неуклюже шагнул вперед, прямо в грязь. Только ли жалость испытывал он в тот момент?

Но чудесная барка уже удалялась, залитая лунным светом.

Наверное, оба ездозверя успели хорошо отдохнуть перед тем, как ими завладел Марк, потому что первый долгий участок пути от лагеря Вилкаты они несли своих седоков охотно и быстро. Девушка держалась в седле с уверенностью опытной наездницы, но явно не понимая, что с ней сейчас происходит. Ее голубые с зеленоватым оттенком глаза были устремлены вперед, неотрывно разглядывая какую-то ужасную, но невидимую для Марка картину. Худое тело так и хотелось назвать истощенным. Лицо под маской грязи было бледным, столь же грязные и утратившие естественный цвет волосы длинными спутанными прядями спадали на трофейный плащ, который она сжимала на груди свободной рукой. С того момента, как Марк вытащил ее из клетки, она не произнесла ни слова.

Всадники долго ехали бок о бок по бездорожной и постепенно повышающейся местности, пока Марк не остановил животных для отдыха. К тому времени он убедился, что погони за ними нет. Но эхо устроенного Вилкатой демонического шабаша слышалось в его утомленном сознании еще долго после того, как стихли реальные звуки.

Сейчас он жил с непрекращающейся болью. А также вкусом, видом и запахом собственной крови, потому что рана на лбу продолжала кровоточить. И еще Марк никак не мог отделаться от ощущения, что его кровь, судя по запаху и вкусу, как-то изменилась, словно Мыслебой вонзил ему в мозг осколок своего отравленного светового копья.

Остановив животных в первый раз, Марк спешился. Он мягко заговорил с девушкой, но та осталась в седле — молча глядела перед собой, не реагируя на его слова. И Марк решил не торопить первый разговор, пока девушка остается послушной. Сейчас важнее всего убраться от Вилкаты как можно дальше.

Вскоре они снова отправились в путь. Выбранное направление — то есть прочь от лагеря Вилкаты — привело их к гряде невысоких холмов. Теперь лагерь Темного короля, до тех пор периодически различимый вдалеке, совсем скрылся из виду. Здесь, среди холмов, местность все еще хранила следы опустошения, учиненного фуражирами Темного короля. Вскоре беглецы выехали к ручью, а густые заросли предложили им убежище. Марк снова сделал остановку.

На этот раз он мягко разжал вцепившиеся в поводья пальцы девушки и помог ей спешиться. Опираясь о руку Марка, она стояла возле ездозверя, дожидаясь того, что произойдет с ней дальше. Губы у нее пересохли и потрескались. Марку пришлось отвести ее к ручью, где он заставил ее опуститься на колени. И лишь сделав первый глоток из его сложенных ковшиком ладоней, девушка стряхнула оцепенение и сама наклонилась к воде.

— Я могу стоять, — неожиданно заявила она хриплым после долгого молчания голосом. И встала без помощи Марка. А секунду спустя впервые обратила на него все свое внимание.